— Я хочу забрать свою дочь домой. Здесь у нее все опять будет хорошо.
— До очередного кризиса? Нет, этого делать нельзя, Надежда Ивановна, — проговорил Андрис успокаивающе. Бархатистый голос с мягким акцентом баюкал. — Нужно сделать обследование и найти причину сейчас, пока не сформировалась патология. Да, и простите мою бестолковость с фамилией, я должен был подумать о том, что у вас она сменилась за столько лет.
После разговора со странным доктором Надежда Ивановна еще долго грела в ладони темный пластик смартфона, смотрела в окно. Несколько раз заглядывала секретарша и в нерешительности отступала в полумрак приемной.
Надежда шумно выдохнула, активировала телефонную книгу и набрала номер. Три коротких сигнала, ответили сразу, будто ждали ее звонка.
— Я ведь просила ее не трогать, — вместо приветствия проговорила она, задыхаясь. — Я не понимаю, это новая форма мести, Олег? Ты решил упечь нашу дочь в психушку?
Молчание в трубке.
— Надя, — он не звал ее так тринадцать лет. — Это был единственный шанс вернуть ее привязанность. Я не знаю, что происходит. Но если бы ты это видела, тебя бы это тоже напугало…
— Ты издеваешься? После того, как ты решил поставить на ней клеймо сумасшедшей, она будет особенно привязана к тебе, — женщина встала, подошла к окну, рывком распахнула узкую створку. — Что происходит, ты мне можешь объяснить? Почему ты мне не позвонил сразу? Я бы приехала, ее забрала!
— Я хотел сделать как лучше. Доктор Страуме…
— Он мне звонил только что.
— Я дал ему твой номер. Он утверждает, что Анну нельзя сейчас оставлять без медицинской помощи.
Надежда замерла: в голосе бывшего супруга слышалось смятение и неуверенность. Это пугало, настораживало, и… неужели у него остались какие-то чувства? Не к ней — об этом не может быть и речи — к их общей дочери, жизнь и судьбу которой он отрезал от себя много лет назад. Вырвал и выбросил на обочину, как забракованную деталь.
Она прислонилась спиной к оконному косяку, прикрыла глаза.
— Страуме и мне это сказал, — тихо подтвердила. — Ты ему веришь?
— Мне рекомендовали его. Я был даже рад, что он оказался рядом в ту минуту…
— Она правда ведет себя так, как говорит Страуме? Бредит и заговаривается?
Олег неслышно вздохнул:
— Я не знаю, Надя. Он просит не приближаться к ней, чтобы не тревожить. Он считает, что это я спровоцировал ее кризис.
Надежда невесело хмыкнула:
— А оставшись одна, без поддержки близких и друзей, в лечебнице, она, по-вашему, не тревожится? Я приеду завтра.