Незнакомец. Шелк и бархат

22
18
20
22
24
26
28
30

— Он заперся в салоне с черноволосой секс-бомбочкой средней мощности, так что в ближайшие несколько месяцев можешь на него не рассчитывать. Он только что пробегал здесь на полусогнутых, чтобы принести ей воды.

После разговора с Астой Арман, которая заверила, что никто из сотрудников ателье не в состоянии полноценно работать после того ужасного шока, которому они сегодня подверглись, Кристер отпустил домой четырех портних, которых допросил в самом начале. Однако с Гунборг Юнг ему хотелось поговорить еще раз. Она, благодаря ее неожиданной откровенности, пока что заинтересовала его больше всех.

Вопреки утверждениям Асты она, едва дождавшись сообщения Линдстедта о том, что он закончил работу, тут же направилась к своей машинке в просторной швейной комнате и была так занята подшиванием широкого рукава на красном шелковом пальто, что даже не заметила Кристера, когда он вошел через дверь, выходящую в холл, пересек комнату и остановился, внимательно рассматривая ее.

— Красивое сочетание, — неожиданно проговорил он, когда она подвинула к себе аккуратно вырезанные детали белого платья с большими красными цветами того же оттенка, что и пальто.

— Красивое, — согласилась она, бросив на него взгляд поверх очков. — Получится очень стильный ансамбль. И очень дорогой. Натуральный таиландский шелк сверху, подкладка из чистого шелка и платье из креп-сатина. Немногие могут позволить себе такой роскошный наряд. А, главное, немногим есть куда его надеть.

Он подумал о Камилле, которая часто блистала такими туалетами и была в них особенно великолепна, и проговорил:

— Вы, женщины, любите разодеваться в пух и прах — это вносит приятное разнообразие в жизнь.

— Женщины из высших слоев, если говорить точнее. Такое приятное разнообразие стоило бы мне месячной зарплаты.

— Вы коммунистка, госпожа Юнг?

— Все меня в этом подозревают. Но я не голосую ни за одну партию.

Кристер оглядел ее худощавое лицо, прямой нос, тонкие губы, бледную морщинистую кожу и невольно улыбнулся.

— Извините, но я никак не могу втиснуть ваш портрет в определение «низшее сословие», хотя этот термин уже безнадежно устарел.

— Посмотрели бы вы на моего сына! — воскликнула она с оттенком сарказма. — Он мог бы надуть кого угодно, выдавая себя за выродившегося итальянского маркиза или свергнутого принца. Моя мать была проституткой в Карлскруне, там фигурировали матросы и офицеры всех рангов и всех национальностей, так что все, должно быть, имеет свое естественное объяснение.

Она сделала жест рукой в сторону запертой двери в комнату закройщицы у себя за спиной и добавила:

— Или вот она, к примеру. Она действительно принадлежала к высшему сословию, но никакие модные платья, пусть даже сшитые по индивидуальному заказу, не могли скрыть, что у нее шея и ляжки, как у прачки.

— Но она и не была вовсе дочерью маркиза. Ее отец был бизнесменом, грубым и неотесанным человеком, которому удалось загрести целый миллион. Я думаю, что вы все же склонны слегка преувеличивать значение денег.

Она сняла очки, и радужки ее глаз снова напомнили ему холодный прозрачный лед.

— А вы сами, господин комиссар? Кто были ваши родители?

— Мой отец был председателем уездного суда в Скуга…

— Вот именно, — подхватила она с ноткой презрения в голосе. — А теперь вы сами занимаете высокий пост в полиции. Не вам объяснять мне, что такое не иметь денег, что такое гнуть спину за каждую монету — мне слишком хорошо все это знакомо.