— Пятнадцать.
— И вы все время знали об этом — о растрате, о долге, о его отношениях с кредиторами?
— Да.
— А остальные жители Бергарюда? Когда они узнали, что он украл деньги из церковной кассы?
Она вздрогнула от этой беспощадной формулировки.
— После смерти отца. Мы все были в таком отчаянии, что не могли больше молчать об этом.
— Скажите, фрекен Меландер, вы до сих пор считаете, что на Веронике Турен так или иначе лежит ответственность за смерть вашего отца?
— Не-ет. Не то, чтобы прямая ответственность…
— Но тем не менее, вы так считаете? Таким образом, у вас есть еще один мотив, чтобы убить ее…
— Еще один? — Ее глаза потемнели от волнения. — Комиссар хочет сказать, что… что Хенрик — второй мотив? Но мне не нужны его деньги, мне нужен только он сам, и потом, он обещал, что разведется с ней, зачем же мне было убивать ее?
— Вы отдаете себе отчет в том, что ваше алиби основывается на показаниях директора Турена, а его алиби — на ваших показаниях? Если один из вас лжет относительно времени между половиной восьмого и восемью часами вечера, то второй вполне может быть убийцей.
— Да, — сказала она, — я… я тоже думала об этом. Но в таком случае…
— Да-да?
— В таком случае кто же находился здесь в ателье в девять часов вечера — тот, кто не открыл Ивонне, когда она звонила и колотила в дверь?
…Третий допрос был лишен всяких сюрпризов, поскольку Гунборг Юнг была заранее предупреждена о его намерении предпринять поездку в прошлое. Спрашивая его о результатах поездки, она говорила почти веселым тоном:
— Ну, и как там в старом добром Бергарюде? Вас угостили чем-нибудь из местных деликатесов?
— О да, торт со сливками, домашние булочки и черный как ночь кофе. И немного сплетен за чашечкой кофе, сплетни о том, каково ходить в должниках у Вероники Турен.
— Это вряд ли может для кого-то быть новостью, — сухо ответила она. — Разве не это я пыталась втолковать комиссару каждый раз, когда мы встречались?
— Да. Однако госпожа Юнг каждый раз опускала самые интересные детали. И самые трагичные.
— О том, как Карл Эрик Меландер выкашлял все свои легкие? — спросила она, глядя на Кристера леденяще-холодным взглядом. — Или как я десять лет назад снимала своего мужа с крюка в дровяном сарае? Дорогой мой, когда против своей воли оказываешься замешан в расследовании убийства, инстинкт самосохранения мешает разом выболтать все, что надо и не надо.