– Да, жалко, – после долгой паузы проронила Анна.
– Жалко-жалко, – подтвердил Власов. – Как не жалко? Жалко…
– А у кого сохранились книги – не знаете?
– Нет, не знаю, – бросил Пимен Аверьянович. – Кто знает? Я никуда не хожу. Рази на работу токо… И ко мне не ходят. А живу один.
Несколько минут сидели молча, и Анна чувствовала, как пропадает последняя надежда. Нет, чуда не будет. Власов не достанет откуда-нибудь и не выложит перед ней ни листочка. Скорее всего у него и в самом деле нет.
– Ну что ж, извините, побеспокоила, – вздохнула она и встала. – Я пойду.
– Ничё, ничё, иди, – разрешил Власов. – Жарынь вот токо на дворе – спасу нету.
– До свидания, – сказала Анна, держась за скобку двери.
– Счастливый путь! – кивнул Власов, не вставая. – Головку-то ниже пригни, а то косяк низкий – ушибешь головку-то ненароком.
Ушла она совершенно обескураженной и долго не могла прийти в себя. На одной из улиц заметила скачущего всадника и сошла с проезжей части. Однако лошадь остановилась и заплясала, высоко поднимая ноги.
– Гуляете? – спросил начальник милиции и похлопал коня по шее. – А кобылка моя – видели? Одыбалась, родимая! – Он спешился и подошел к Анне.
– У Власова книг нет, – грустно сказала она. – Говорит, мать все куда-то унесла…
– Не может быть! – Глазырин рубанул рукой. – Мать у него лет восемь назад померла, а книги я видел весной! Ну-ка, идем в отдел!
В отделе милиции он вызвал к себе кого-то из работников и, поджидая, перебирай бумажки на столе. Вошел парень в гражданском, поздоровался и остановился у порога.
– Слушай, Клименко, мы ходили с тобой к Власову алиментщика искать? – спросил Глазырин.
– Ходили, товарищ майор, – подтвердил Клименко.
– Ты книги у него в кладовке видел? Ну, в кадках-то?
– Так точно.
– Вот, – сказал Глазырин Анне. – Если мне не верите.
– Видел, – еще раз подтвердил Клименко. – Штук двести или триста будет. Моим глазам свидетелей не нужно.