Слово

– В Северьяновой обители был, – снова вздохнул Ипат-Макар. – Светлая наша обитель была, тихая. Разве что паломники-богомольцы захаживали.

– Так я иду в Северьянову обитель! – обрадовался Гудошников. – Четвертую неделю из Олонца добираюсь!

– Уж не паломник ли, часом? – поинтересовался бывший монах, и Никита уловил легкую иронию.

– Да нет, не паломник, – мирно улыбнулся Никита. – Я по другому делу.

– И то вижу – по другому… – подтвердил стрелочник и покосился на шинель. – Нынче паломники в Северьянову не ходят. – В кармане шинели, вспомнил Гудошников, лежал маузер. Значит, пока он спал, бывший инок проверил, может быть, и в котомке пошарил…

– Между прочим, по чужим карманам, Ипат… или как тебя… лазить грешно, – сухо сказал Гудошников. – Хоть в иночестве, хоть в миру.

– А как же? – не согласился стрелочник. – Должен я поглядеть, что за человека взял? На полотне подобрал? А ну, коли ты бы преставился тута? Мне потом перед властями ответ держать. За комиссара-то люто бы спросили…

– Ладно, – махнул Никита. – Спасибо, что подобрал.

– Что же я, не понимаю: хворый на рельсах упал – не бросать же его? Да еще инвалид. Мне-то все одно: комиссар не комиссар, человек, божья тварь на железке лежит…

– Слушай, Макар! – оживился Гудошников. – А есть у вас в Северьяновом иеромонах Федор?

– Был Федор, – стрелочник снял чугунок с печки,; вытряхнул картошку на стол. – Был, да вот недолга…

– Умер?!

– Да живой, поди… Что ему сделается? Шестидесяти не было… Чай, тоже где-то мытарится. Не стрелошник, конечно. Это я в стрелошники попал…

– Что? У вас и иеромонахи расстригаться начали?

Бывший инок вскинул голову, покраснел еще больше и, видно, хотел ответить зло и решительно, но сдержался, тихо проронил:

– Сами обитель закрыли, теперь смеетесь…

– Разве Северьянов монастырь закрыли? – удивился Никита, приподнялся в постели и сел.

– Нынче весной и закрыли, – после паузы сообщил стрелочник. – Нас вот по округе расселили. Кто на лесоразработки угодил, кто на сплав… Девяносто душ братии было. Немощных на попечение отдали, молодым… Так и живем теперь…

Макар собрал несколько картофелин в плошку, посолил, сбоку положил горбушку хлеба и подал Гудошникову. Никита поблагодарил, однако есть не стал. Бывший чернец помолился на образа и принялся за трапезу. Ел он медленно, нежадно, задумчиво глядел куда-то мимо хворого гостя и время от времени вздыхал.

– Где же все-таки Федор сейчас? – тихо спросил Гудошников.