Слово

– Что ты спрашиваешь так? – прожевав, поинтересовался Макар. – Родня он тебе или как?

– Родня, – сказал Гудошников. – Кровная родня… Так где же он?

– Нынче все пошли родню искать, – сказал стрелочник. – Нынче токо за родню и надо держаться… Ишь ты, как вышло-то? Ты комиссар, а родня – иеромонах, тоже навроде комиссара… А где он – один Бог ведает. Игумену нашему, владыке, указ из епархии пришел в Казань подаваться. Он, вишь, дворянского роду, его на чугунку не пошлют. Везде на теплом месте будет… А Федор-то, родственник твой, с ним собирался, да что-то не взял его игумен. Отца Василия взял, а его не взял…

– Так куда же он делся? Федор? – Никита схватил протез, повертел в руках, бросил на котомку.

– Не знаю… – проронил стрелочник. – Сказывали, будто он на острове остался, с Петром, при пустой обители жить… Другие сказывали, все ж таки с владыкой в Казань подался… Не знаю. Нынче человека отыскать труд-но-о… Все перемешалось.

Никита стиснул зубы: новости обескураживали, бывший монах прав – где его теперь искать, Федора, с рукописью? Хорошо, если он на острове остался, при монастыре, а если нет?

– Нас, Божьих людей, на чугунку работать послали, – продолжал Макар. – Тут гремит все, вонь экая, огонь кругом… Ад, и только…

– Ты сам посуди, Макар, – тряхнув головой, сказал Никита. – В стране революция, наш лозунг: «Кто не работает – тот не ест!», а вы там, в монастыре, дармоедами сидели на государственной земле. Все люди работают, добывают хлеб, вы же у этих людей на шее сидели. Это не по-Божески, верно?

– Я на чужой шее никогда не сидел! – отрезал инок-стрелочник. – Я в обители работал, рыбачил круглый год, у меня коросты с рук не сходили! А ты говоришь – дармоед… И теперь свой хлеб зарабатываю, по миру не хожу и не прошу.

– Значит, игумен ваш барином жил! – Никита снова взял протез и начал пристегивать. – На него работали.

– Я за других не знаю, – смиренно ответил Макар. – Я за себя говорю… Не нами-то заведено, на все воля божья…

– Ага, как чуть – так воля Божья! Любую несправедливость можно на нее списать. Сам-то ты как думаешь? Есть у тебя голова?

– Голова-то есть…

Чернец умолк и перестал есть. Гудошников надел сапог, подковылял к шинели.

– Куда вывезли имущество из монастыря? – спросил он, не глядя на хозяина.

– Кто его знает? – вздохнул стрелочник. – Сначала братию вывезли, потом уж имущество… А куда – неведомо. Слыхал токо, гроб со святыми мощами в казну пошел. Гроб-то серебряный был, тридцати пудов весом. Мощи вытряхнули, гроб – в казну.

– А книги? Библиотеку монастырскую?

– Не знаю… – равнодушно сказал Макар. – Я книг не читал, я рыбачил… Это родственник твой, Федор, книжник был. С него и надо спрашивать про книги. Вот сети и невод в рыболовную артель отдали, и соль с бочками туда же увезли, говорят. Сети хорошие были, новые еще, сам вязал… Ты что же, так прямо и пойдешь в Северьянову?

– Так и пойду, – сказал Никита, надевая шинель. – Пойду искать.

Монах глянул на него с интересом.