Ленинградская зима

22
18
20
22
24
26
28
30

Павел Генрихович долго молчал, смотрел на нее серьезно и сочувственно.

– Я рад, что все обстоит именно так, – сказал он. – Значит, наша договоренность остается в силе?

Она кивнула.

– Ну и прекрасно, – он протянул ей аккуратный сверток. – Это жалованье…

Нина Викторовна не сразу протянула руку, и он заметил это.

– Берите, берите, я спешу.

Нина взяла сверток и торопливо сунула его в маленький черный чемодан, который всегда носила с собой.

– Прошу извинить за беспокойство, у меня дела, – любезно сказал Павел Генрихович, приподнимая шляпу. Он не спросил у нее донесений и не дал нового задания.

На двери коммунальной квартиры около звонка висел маленький список: Михеевым – 1, Костровой – 2, Клигиной – 3, Петрову – 4.

Горин позвонил два раза. Соседка, знавшая Горина в лицо, недовольно буркнула, что звонить надо три раза, и пошла на кухню.

Горин без стука открыл дверь и быстро вошел.

Нина Викторовна спала. Горин зажег свет, снял пальто, сел к столу и стал стучать ложкой о блюдце. Сначала тихо, потом сильнее и сильнее. Когда она пошевелилась, он громко спросил:

– А где же вино?

Нина Викторовна быстро повернулась на свет и, ничего не понимая, смотрела, сощурившись, на Горина. Как всегда, чисто выбритый, отглаженный, он, развалясь, сидел на стуле и пьяно ухмылялся.

– Боже, что за дурь? – пробормотала она и, узнав Горина, спросила спокойно: – Зачем ты здесь?

– Как это зачем? Что за вопрос? Выпить хочу. Провести время с красивой женщиной, которая когда-то меня любила…

– Убирайся вон сейчас же, – тихо сказала Нина Викторовна.

– Если мне здесь не дадут выпить, я не уйду, – упрямо ответил Горин. Ей показалось, что он сильно пьян.

– Я вытолкаю тебя в шею. Слышишь?

Она потянула со стула халатик и, прикрывшись им, встала.