Владыка морей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да к тому же у них еще имеется нешуточный осадный парк, — добавил португалец, видя, как из леса вынырнуло до дюжины лил и миримов. — Чтоб его разорвали черти, этого каналью пилигрима! Он, по-видимому, знает-таки толк в войне и заботу об артиллерии ставит на первый план.

— Янес! — обратился к нему Тремаль-Наик, в голосе которого чувствовалось какое-то напряжение. — Ты уверен, что мы будем в состоянии долго сопротивляться?

— Что касается артиллерии, то мы несколько слабоваты по сравнению с ними. Но это, разумеется, не помешает нам как следует почистить их ряды, если они вздумают брать нашу крепость приступом. Лишь бы только хватило съестных припасов, а продержаться мы сумеем…

— Я уже сказал тебе, что этого добра у нас достаточно. Все навесы переполнены ими.

— Остается, значит, только ждать возвращения Каммамури. Узнав, что мы находимся в опасности, Сандакан не замедлит прислать нам подкрепление. Чтобы добраться до береговой полосы, требуется не больше недели, и можно надеяться, что сейчас Каммамури уже достиг Мопрачема.

— А если вдруг Сандакан почему-либо не пришлет нам подкрепление?..

— Тогда мы уйдем отсюда сами, — ответил Янес со своим обычным спокойствием. — Через две недели осаждающих вряд ли будет так много, как теперь. Мы ведь не картофелем будем заряжать наши спингарды, а кое-чем посущественнее.

Пока Янес и Тремаль-Наик продолжали обход стен, даяки расположились вокруг фактории, держась за пределами пространства, доступного пушному огню, и поспешно готовили из земли и камней маленькие укрепления для своих орудий, чтобы вести обстрел фактории с наибольшим удобством.

Хотя прочным, как железо, стенам кампонга эти орудия не могли причинить значительного вреда, все же Янес, поднявшийся на башенку для обзора долины, не мог удержаться от жеста неудовольствия.

— Проклятый пилигрим, вероятно, когда-нибудь сам был солдатом, — сказал он, — даяки никогда не додумались бы до таких стратегических тонкостей, как укрепления для пушек.

— Ты видишь его? — спросил Тремаль-Наик. — Вон он стоит на высоком пне, только что срубленном даяками для укрепления насыпи.

Янес внимательно посмотрел в указанном направлении, потом направил в ту сторону морской бинокль.

Там возвышалась фигура рослого худого человека, одетого в белый костюм, вышитый золотом, и высокий зеленый тюрбан, надвинутый почти до самых глаз.

На вид ему можно было дать лет пятьдесят-шестьдесят. Черты его лица были гораздо более тонкими, чем у представителей тех рас, которые преобладают на больших малайских островах.

— Он похож на араба или на бирманца, — сказал Янес после продолжительного наблюдения, — во всяком случае, это не даяк и не малаец.

— Не приходилось ли тебе когда-нибудь встречаться с ним? — спросил Тремаль-Наик.

— Я все роюсь в памяти. И чем больше я роюсь, тем больше убеждаюсь, что с этим человеком я никогда не имел никаких дел. Ах!.. Смотри! Боевой танец. Это плохой признак.

— Почему, Янес?

— Это значит, что даяки готовятся к решительной битве. Они всегда возбуждают себя этими дикими танцами, а уже потом берутся за оружие.

— Самбильонг, ступай, предупреди людей, чтобы они были готовы. Да распорядись, чтобы на всех четырех углах фактории было поставлено по спингарде. Эта предосторожность будет, думаю, далеко не лишней.