— Конечно совместных, — поддержал его маршал. — И мы сейчас даже не будем пытаться намечать какие-то конкретные пути или принципы ее создания. Но нам хотелось бы, уважаемый Александр Петрович, чтобы вы знали о наших нуждах, чтобы ваша конструкторская мысль работала в их направлении. Я ведь не зря вспомнил о вашей «Сове». Мы, конечно, будем совершенствовать и уже существующие системы. И уже сейчас проводим некоторые эксперименты у себя. Но очень надеемся и на вас. Надо расширить собственные возможности летчика, сделать их такими, чтобы он мог видеть землю ночью и в туман так же ясно, как видит днем. А ваша «Сова», профессор, уже во многом решила эту проблему.
Кулешов поблагодарил за доверие. Однако предупредил, что сможет начать работу не раньше, чем в новом году. И то, естественно, если эта новая тема будет утверждена для КБ.
— Об этом вы не беспокойтесь. Утверждена будет, — заверил его маршал. — Задача эта большой государственной важности. Она, если хотите, имеет не только оборонное, но и народнохозяйственное значение. Вспомните, сколько недовыполняет заданий наш гражданский воздушный флот из-за неустойчивости погоды, из-за ее капризов? В переводе на деньги по стране сумма оборачивается десятками миллионов рублей.
— Можете не сомневаться, мы не пожалеем усилий, — ответил Кулешов, давая понять и маршалу, и Ачкасову, что он свою задачу понял, цель для него ясна.
— Рад был вас повидать, — как и обычно, этим добрым приветствием закончил беседу маршал.
Он пожал Кулешову руку и проводил его до дверей кабинета. Кулешову это было особенно приятно, и он невольно подумал о том, что, значит, чего-то еще стоит, если с ним не только советуются, но и так вот подчеркнуто обходительны.
Следом за ним в приемную вышел и Ачкасов.
— В КБ? — спросил он.
Кулешов достал из кармана массивные золотые часы, полученные в подарок от отца, с которыми не расставался никогда в жизни, открыл крышку, заглянул на стрелки, ответил:
— Конечно. Быстро закончили.
— Поедем со мной. Проводи меня, а свою машину пошли следом, — предложил Ачкасов.
— С удовольствием, — согласился Кулешов.
Они поехали вдоль улицы, и, когда свернули в переулок, Ачкасов спросил:
— Ну так как? По душе тебе это?
Кулешов никогда не спешил отвечать на такие вопросы. Это было не в его правилах — слишком открыто высказывать готовность или, наоборот, прямо расписываться в беспомощности. В разговоре с начальством, а имея дело с Ачкасовым, он об этом не забывал никогда, предпочитал выражать свои чувства умеренно.
— Работа может оказаться очень интересной, — ответил он в своей обычной манере.
— И сейчас уже она крайне важна. Пойми меня правильно, в самом лучшем смысле она может стать твоей лебединой песней.
— Я неожиданно тоже почему-то об этом подумал, — признался Кулешов.
— Почему неожиданно? Разве мы с тобой вечны?
— На этот счет не заблуждаюсь. Знаю, в новый век сам не войду. Разве на коляске ввезут. Но пока еще силы есть.