— Что четверть? — смеюсь я. — Деду нынешнего нашего царя бросили под ноги банку с сильным таким порохом — так его не то что на четверти — на восьмушки разорвало!
Бек встает, торопливо наматывая на ладонь четки.
— Бисмилла! У тебя кровь еще шумит в голове. Я много говорил… Отдохни, таксыр. Не прислать ли тебе Абду-Кадыра: послушаешь его дутор?..
Жду Абду-Кадыра. Устал. Мыслей нет. Назойливо смотрят в глаза надписи на стене, у двери, против которой я лежу. Я давно знаю их наизусть, эти две надписи.
Одна, на персидском языке, в пять строк — изысканной, узорчатой вязью.
А вторая — по ту сторону двери: по-русски, корявыми, но твердыми литерами:
А та, персидская надпись, старая. Должно быть, еще от прежних шугнанских ханов, от времени их разгрома.
Надписи расплываются, объездчик Чернов, верхом — вижу его: русый, веселый, серьга в ухе — наезжает в развалку на персидскую вязь. Путаются у конских крепких ног цепкие старые значки. Жорж сказал бы: два мира, две культуры. Еще что…
Абду-Кадыр, неслышно опустившись на пол, у кровати, строит дутор.
— Сегодня я спою тебе новую песню, таксыр, какую ты еще не слышал. О Пери и Искандере…
Гассан располнел на отдыхе. Но ходит невеселый. Когда спрашиваю, отводит глаза:
— Так, нехорошо.
Часто заходит Вассарга. Мы подолгу беседуем с ним: чтобы убить время, я опять стал записывать язгулонские слова — пробую грамматику составить. Но работаю так, по инерции — интереса прежнего нет. Отошли куда-то далеко, без возврата, и антропология и лингвистика: к ним не вернусь. Случилось что-то: только не могу мыслей собрать, я ведь еще болен. Вот выздоровлю…
Знаю только — Рахметулла, Пери, крэн-и-лонги: сегодняшнее мое — от них. Разное, но к одному. Путаются мысли, рано еще думать: болен.
ebooksa