Чекист

— Скупой у нас народ. Вот крестная. Зубы ей в городе золотые сделали. Так она в сундуке бережет. А сама гугнивая и слюной брызгает... А то еще есть у нас Асмолов, самый богатый казак в станице. Так он страсть как помереть боится. Увидит, идет мимо незнакомый человек, сейчас же окликнет, спросит, сколь тому лет. И если больше, чем ему, до того обрадуется, что потом весь день ходит веселый. Вот и живет, будто к смерти его приговорили! Разве ж это жизнь?

— Настя, — вдруг сказал он, — ты б поехала в город, насовсем, жить? — и взял ее за руку. Ладонь ее сразу стала мягкой, безжизненной.

— Нет, — еле внятно ответила она, — ни к чему я там...

Ночь шла, неслышно обтекая их. Молча сидели они, точно на островке среди черной воды. И вот уже чудится Медведеву, что он здесь давно, очень давно и останется здесь до конца своей жизни. По утрам будет просыпаться под горячим взглядом ее смеющихся глаз, вместе с ней выходить на высокий ветреный берег Кубани...

В полночь, как и вчера, на дороге послышался стук повозки. Не доезжая до них, повозка свернула в сторону и загромыхала прямиком через поле к реке.

— Что это? — удивился Медведев. — Каждую ночь ездят...

— Кто их знает... Соль тайно возют, что ли, — безразлично ответила Настя.

— Почему думаешь, соль?

— Зачем еще... А тебе дело?

— Дело, — ответил Медведев и подумал, что вот уже второй день он почти не помнит о Гурове. — К кому же это ездят?

— Да тут, на хутор.

— Послушай, Настя, не знаешь, у кого здесь на хуторе за последний месяц девочка родилась? Таней назвали.

Она помолчала, припоминая.

— Есть, есть такой... Порядин фамилия.

— Кулак?

— Лютый.

— Почему же Таня ни в какой книге не записана?

— Не выдашь? — засмеялась Настя. — Попу нельзя крестить без справки, из загсу, а он крестит. И чтоб не узнали, не записывает.

Медведев попросил показать ему дом Порядина,

— Завтра.