На третий вечер он пришел к стожку первый. Настя прибежала, запыхавшись, испуганно ахнула:
— Опоздала! Пойдем.
Медведев шагал молча, озабоченный, мысленно браня себя за то, что потерял два дня.
На хуторе забрехали собаки. Настя остановилась. По дороге затарахтела повозка.
— Ты бы осторожнее. — Настя несмело тронула его за плечо. — Убьют.
Он сжал ее руку.
— Тише. Веди скорее.
Она вдруг обняла его за шею, на короткий миг прижалась горячей щекой к его лицу и, оттолкнув, неслышно побежала вперед. Медведев следовал за ней в темноте почти наугад. Они подошли к дому как раз в тот момент, когда хозяин провожал гостя от конюшни.
— Ну как, спокойно у вас тут? — спросил гость.
Это был Гуров.
Что делать? Медведев несколько минут стоял в нерешительности. Потом повернулся к Насте.
— Уговори отца дать мне лошадь до железной дороги доехать. Так, чтоб ни одна живая душа не проведала! А сама постереги — не уедет ли этот гость от Порядина. Вернусь завтра, как стемнеет. У стожка меня встретишь.
— Тять побоится... — вздохнула она. Помолчала. Потянула его за рукав. — Пойдем. Сама тебе оседлаю.
Отряд подходил к станице в полной темноте. Медведев приказал остановиться и, ведя в поводу коня, сошел с дороги. Вернулся он через несколько минут.
— А конь где? — удивился Вольский.
— Все в порядке, Гуров здесь, — вместо ответа сказал Медведев.
Рассыпавшись цепью, отряд окружил хутор.
Гуров не успел даже выскочить из-за стола. Перед ним лежало письмо к казачеству, которое он сочинял вместе с Порядиным, — призыв подняться с оружием в руках против большевиков.
Везли его назад связанным в той же повозке, в которой он прошлой ночью приехал сюда.
Когда вышли на дорогу, Медведев услышал тихий оклик.