— А ведь могло бы все кончиться совсем иначе, если б не я, — скромно заметил присутствовавший при этом инспектор. И в ответ на чей-то недоумевающий взгляд пояснил: — Это я тогда уговорил его поехать на Кубань... под мою личную ответственность!
Медведев поблагодарил за награду. Друзья горячо пожимали ему руку.
Когда очередь дошла до инспектора, он усмехаясь произнес:
— Во всяком случае, впредь тебе наука — не доверяй!
Медведев встрепенулся, пристально поглядел на него.
— Страшная у вас точка зрения, товарищ .инспектор.
— Вижу, не зря Гуров тебя два раза провел, не зря! Боком твоя философия выходит, — процедил инспектор, и бледное лицо его стало серым.
— Да, Гуров оказался хитрее, чем я предполагал. Но если мне за все годы чекистской работы и удалось кое-что сделать, так только потому, что я доверял людям! — ответил Медведев.
Когда он вышел, инспектор скорбно покачал головой:
— Неисправим!
БУХГАЛТЕР СЕРДЮК
В декабре 1929 года в Каховке на ярмарке произошло ничем не примечательное событие — поругались торговец с покупателем. Один заломил неслыханно высокую цену за гречку. Другой корил, взывал к совести и требовал скостить половину.
— Що ты мени у совисть пхаешь! Не хочешь — не покупай! — огрызался владелец гречки, вытягивая из полушубка худую, в жилах коричневую шею и сопя в заиндевевшие обвислые усы.
Покупатель был одет по-городскому, держал под мышкой облезлый портфель и, выкатывая поверх железных очков близорукие глаза, тянул к себе куль с крупой, надсадно крича:
— Как же мне детей кормить? Есть в тебе совесть? Можешь ты понять человека?!
— Тогда плати! Чего в портфелю гроши ховаешь? Плати, бери гречку, дешевле не на́йдешь!
— Живоглот, вот ты кто! Живогло-от! — собрав все силы, крикнул человек в очках и, бросив куль, повернулся, чтобы уйти.
— Эх ты! — с досадой сказал владелец гречки, увязывая бечевкой куль. — Чего гроши жалеешь, все равно они скоро ходить не будут!
Человек с портфелем долго бродил по ярмарке и все не мог найти гречки за сходную цену.
Срок командировки истекал, и он возвратился в Херсон с кучей актов по ревизии и пустыми мешочками, которые ему перед отъездом жена с надеждой запихивала во все карманы. Она встретила его слезами и бранью. Что он там делал на своей ревизии, если не мог привезти детям крупы, не мог достать муки, меду? Небось не думал о детях? У всех мужья как мужья, а ей господь послал наказание за чужие грехи! Если он так старается ради Советской власти, что забывает собственную семью, так пусть эта власть кормит его детей! Пускай он немедленно идет в Совет, в окружком, к самому Калинину, — но чтоб крупа у детей была!