Он взглянул на разъяренную до отчаяния супругу, на обоих сыновей, худых, с синюшными лицами и выпирающими ключицами, и такая обида подступила к горлу, что он схватил свой портфель и побежал в окружком.
— Чего вы хотите, товарищ? — поднял глаза от газеты инструктор окружкома.
Он собирался поговорить здесь по душам, рассказать о семье, о детях, которые не могут учиться из-за постоянного голода. Но вид человека, безмятежно читающего газету, так поразил его, что вместо этого он грохнул кулаком по столу и закричал:
— Мне нужна крупа! Для моих детей! Которые мрут с голоду, пока вы тут газетки читаете!
Инструктор побелел, молча провел ладонью по бритой голове и ничего не ответил.
— Не дадите? — проговорил посетитель с угрозой в голосе, уверенный, что сейчас сделает что-нибудь невероятное, страшное.
— В городе ничего нет, — тихо сказал инструктор. — Последний запас крупы мы вчера отправили рабочим Николаева.
Тогда посетитель щелкнул замком портфеля и стал швырять на стол одну бумажку за другой.
— А это? Это что? Сидите тут и не видите, что вокруг творится! Все, все есть! Но у кого? У спекулянтов. У кулака. У вора и жулика. Вот кто пользуется положением! Можно это терпеть? — Он потрясал разграфленными исписанными листками и доказывал, что посеяно и собрано гораздо больше, чем показано в официальных сводках, что на местах в бухгалтерских документах путаница, что повсюду саботаж и контрреволюция.
Инструктор окружкома, почесав переносицу, спросил:
— Вы беспартийный, товарищ?
— Да, я... — растерявшись, пробормотал он, — бухгалтер я... частное лицо...
Это почему-то обрадовало окружкомовца. Он схватил телефонную трубку и, назвав номер, сразу стал кричать, придерживая трубку плечом, черкая что-то на бумаге и весело поблескивая на бухгалтера глазами:
— Ну вот, беспартийный человек видит, а наши в сельхозотделе уперли глаза в потолок и плавают в этих... в эмпиреях... Как ваша фамилия, товарищ бухгалтер? Сердюк. Так вот, придет к тебе товарищ Сердюк. Наш, наш, советский человек. Он на бумажках покажет, есть на селе классовая борьба или нет. Это нам в помощь — прошибить примиренцев. Потом расскажешь, до чего вы там договоритесь. Бувай! — И, бросив на рычаг трубку, протянул Сердюку записку, нацарапанную на клочке бумаги. — Пожалуйста, пройдите в окружной отдел ГПУ, найдите там товарища Медведева, повторите ему все, что рассказали мне. И помогите, чем сможете.
— Я вам помочь? — не понял Сердюк.
— Ну, конечно, — подтвердил инструктор, укладывая все сводки и акты в облезлый бухгалтерский портфель и передавая ему. — Ведь вы пришли нам помочь?
Сердюк вышел из окружкома, держа в руке записку и недоумевая, как могло получиться, что он пришел сюда за помощью, а вместо этого сам идет помогать, да еще в ГПУ.
Все же он по пути завернул домой. Услышав про ГПУ, жена побледнела, у нее затряслись руки.
— Господи, что ты там наговорил? Тебя заберут! Не забудь оставить карточки и заборную книжку! Что с тобой будет!
— Глупости, — не совсем уверенно успокаивал он ее. — Напротив. Меня просили, как бухгалтера, помочь им... Но если я к вечеру не вернусь, сообщи на службу, со мной ведь все документы...