Настя еще была у стожка. Рядом конь, опустив шею, меланхолично жевал сено.
— Прощай, Настя, — шепотом сказал Медведев.
Она не ответила. Конь, мотая головой, вытаскивал пучок за пучком, и стожок с тихим шорохом рассыпался.
Лицо ее было закутано платком, одни глаза горели в темноте.
— Что закуталась? — спросил Медведев.
Она с досадой двинула плечом.
— Тять побил...
Он хотел расспросить, утешить, но понял, что не надо.
— Я должен ехать, Настя.
Она молча кивнула.
— Ну, не поминай лихом. — Он протянул ей руку.
Настя не приняла. Со страстной, гордой силой задыхаясь сказала:
— Иди! Кто ты мне?..
На мгновенье показалось, все замерло, все застыло в ночи: и конь у стога, и люди на дороге, и черное небо над головой. И ветер, дувший с Кубани, вдруг разом спал — точно кто-то задержал последний вздох.
— Медведев! Скоро, что ли? — раздался с дороги нетерпеливый окрик Вольского.
Медведев поклонился ей, повернулся и пошел.
— Простился? Ну и силен ты! — с завистливым восхищением сказал Вольский, подвигаясь в повозке, чтобы дать ему место.
Медведев, не желая отвечать, опрокинулся навзничь в сено.
С того дня, как Гурова высадили с моторки на Тендровской косе под Херсоном, он успел создать из бывших белогвардейцев обширную организацию на Херсонщине и на Кубани. После ареста Гурова организация была полностью разгромлена.
Осенью двадцать девятого года в Харькове Медведеву вручили награду — именное боевое оружие.