Путь был неблизкий, но Наттана оказалась мужественным спутником, и, когда мы наконец достигли крутого берега, поросшего деревьями, ветви которых свешивались к самой воде, мы нашли то, что искали. Верным ли было предположение Наттаны, или сильные восточные ветры сдували снежный покров, но вдоль скалистой кромки берега протянулась полоса чистого темного льда, достаточно прочного и гладкого, чтобы служить катком.
Пока я надевал коньки, Наттана наблюдала за мной, по-турецки сидя на снегу. Коньки были не совсем точно подогнаны, но после первых неуклюжих шагов я вскоре освоился, услышал знакомый звон металла об лед, ощутил, как врезаются в него острые кромки, поймал ритм и, раскатившись, продемонстрировал, собрав все свое умение, несколько фигур: восьмерку, двойную дорожку и кораблик, больше всего развеселивший Наттану. Потом я подкатил к ней и сам надел ей коньки, крепко держа ее за лодыжки.
Такая ловкая и сноровистая во всем, Наттана, едва выехав на лед, превратилась в неуклюжую, то и дело готовую свалиться куклу, ноги у нее то и дело разъезжались… Я подталкивал ее, показывал, как держать равновесие. Она снова и снова падала и тянула меня за собой.
Тем не менее приноровилась она быстро, и вряд ли можно было представить себе более очаровательную ученицу… Она была упрямой, не жаловалась на синяки, не теряла веселого расположения духа, а энергии у нее хватило бы на троих. Я же всегда любил кататься на коньках.
Тени стали длиннее, и снег, окаймлявший наш маленький каток, поголубел, но прежде, чем настало время возвращаться, Наттана уже уверенно стояла на коньках, училась разворотам, мечтая наконец исполнить восьмерку, понравившуюся ей больше других фигур, а когда мы катили вместе, держа руки крест-накрест, ей удавалось порой даже поймать ритм.
Врожденное чувство времени не подвело ее. В какой-то момент она сказала, что пора возвращаться. Я помог ей снять коньки.
Наттана сообщила, что «ходить ногами» гораздо легче, чем кататься на коньках, и что она наставила себе синяков, но, добавила она: «Я уверена, что полюблю это занятие и потом буду всю жизнь вас благодарить».
Мы пошли к дому. Далекий берег, на котором стояла усадьба, быстро скрывался во мгле, снег на озере бледно мерцал. Огонек мелькнул вверху, над берегом.
— Должно быть, Эттера поставила на окно лампу, чтобы мы не заблудились, — сказала Наттана.
— Вы устали?
— Чуть-чуть.
Я взял ее под руку, она не противилась, и теперь рука ее лежала опираясь на мою, легкая, но уверенная… Мы шли молча. Я был полон каким-то новым, радостным чувством. Больно ранящее сознание нашего положения уступало радости оттого, что теперь я знал про чувства Наттаны.
Неожиданно до нас донесся слабый, похожий на барабанную дробь звук; мы одновременно остановились, сердце мое замерло. Наттана теснее прижалась ко мне. Звук затих, потом послышался снова, уже громче.
— Похоже, кто-то скачет, — сказал я.
— Да, но кто?
— Скачут по озеру, к нам…
— Я их вижу! — пронзительно воскликнула Наттана, схватившись за меня обеими руками. Несколько фигур, как тени, отделившись от темного берега, двигались в нашу сторону.
Дыхание у меня перехватило.
— Пересечь ущелье верхом в это время года невозможно, — сказал я.
— Они могли взять наших лошадей.
ebooksa