— А вы уверены, что не боитесь меня?
— Ни капельки! — быстро ответила она.
— Итак, вы доверяете мне, человеку которого знаете, и боитесь абстракции, общественного мнения?
— Вы считаете меня очень глупой?
— Гораздо хуже. Нет, нет, вы очень умудрены! Но как ужасно подчиняться
— Мы слишком серьезно говорим о пустяках, — сказала Глэдис.
— Да. Но важно не то, что мы теряем время, которое могли бы провести гораздо лучше, а причины, по которым мы его теряем.
— Вы думаете, все это ерунда?
— Именно… Как-то я провел день вместе с Дорной, помните, я рассказывал? И даже не день, а целых два. Мы отправились на ее лодке, и нам пришлось заночевать на борту, потому что ветер стих. Я знал ее тогда еще меньше, чем вас. Ничьи глаза не следили за нами. Мысль о том, правильно или неправильно мы себя ведем, не гнала нас. И все же, с точки зрения островитян, молодому человеку и девушке, которые случайно оказались вместе, нехорошо было слишком долго оставаться наедине, поскольку рано или поздно дружеские чувства, увлекавшие их, начинают артачиться, как норовистая лошадь, и верх берет чисто животное влечение.
— А как долго это «слишком долго»? — спросила Глэдис.
— Зависит от людей. Один день, пожалуй, не слишком.
— Я ни разу не проводила целый день одна с мужчиной. Мне иногда хотелось. Но маме это не нравилось.
— Хотелось?.. Действительно?..
— О да. Мне казалось, что мама ведет себя глупо, не доверяя мне. А она все твердила, что я ничего не понимаю. Хотя, — продолжала Глэдис, — я реалистка, и даже, может быть, мне не хватает наивности.
— Если это и так, то потому, что жизнь сделала вас такой. Теперь мне ясно, как это все происходит. Представьте, что мы с вами исчезли куда-то на два дня, как мы с Дорной…
— А разве вам, побывавшему в Островитянии, путь от Доринга до Острова не кажется достаточно долгим?
— Да, верно.
— В письме вы ничего не писали о том, с кем вы были.
— Но вы — американка, и я боялся, что вы составите неправильное мнение.
— О вас?