— Давай, Дима, отдохнем. Не могу больше.
Тот согласился, и они присели на трухлявый ствол поваленного бурей кедра.
— Знаешь, Дима... ты на меня, пожалуйста, не сердись...
— За что?
— Ну за то... когда мы... поссорились. Помнишь? Здорово нехорошо получилось...
— Это верно, что получилось нехорошо... Только за что же сердиться? Первый-то я начал... И что у меня за характер дурацкий! Никак не могу воспитать...
— И воспитывать нечего, Дима,— убежденно ответил Борис—Хороший у тебя характер. Твердый. А вот мне до сих пор стыдно. Дезертировать хотел... матери пожаловался... Фу, как противно!
— Ничего, Боря. Ты же теперь не уедешь? Борис даже привскочил на месте.
— Даю тебе честное слово, как комсомолец... До упаду буду работать... Круглые сутки, если понадобится.
— Вот это правильно! — оживился Димка.— Я было тоже... давеча утром... Да вовремя Нуклай подошел. Нам с тобой бросить Лидию Петровну никак нельзя.
— Ни в коем случае! На четвереньках доползем до ртути!
— Руку!
Приятели, схватив топоры, бросились догонять Нуклая. Кроме них, помогать бригадиру некому: Володя и пятеро подростков-добровольцев остались со Светланой.
...На водораздельный хребет отряд поднялся уже затемно.
— Сто-ой!—раздалась протяжная команда Нуклая.
На самом хребте было светлее. Среди камней виднелся жалкий остов старой юрты, о которой Нуклай говорил еще утром.
Вокруг юрты тускло блестели каменные плиты. Немного дальше и ниже, за еле различимыми зубцами кедров в непроглядном мраке лежала таинственная Долина Смерти.
— Тут и остановимся! — продолжал командовать Нуклай.— Леонтьич, гони сюда лошадей и разводи костер А мы будем снимать вьюки.
Отряд рассыпался вокруг юрты, и через несколько минут лагерь был уже разбит. Около палатки, шипя и потрескивая, пылал костер. Лидия Петровна развязывала мешок с продуктами.
Нуклай загремел ведрами.