Капитан "Старой черепахи"

22
18
20
22
24
26
28
30

Никитин, прощаясь, протянул руку, и Макар Фаддеевич понял: Никитин больше ничего не скажет.

Ночью артельщик разбудил Ивакина (они спали в одной мазанке у берега):

— Остапчук! Хватит прохлаждаться, пора!..

Ночь была темная: ни луны, ни звезд. Моросил дождь. На стоянке ни одного человека. Поселок спал.

— Тише ты, пентюх! — зло шикнул Тургаенко на споткнувшегося о камень Ивакина. — Садись в весла.

Минуты через три двухвесельная лодка неслышно заныряла на небольших волнах. Обмотанные тряпками весла и уключины не производили никакого шума. Артельщик сидел на руле и неизвестно по каким признакам (кругом — глаз выколи) правил.

Николай осторожно греб и тщетно старался сообразить, как выяснить всю подноготную Тургаенко. Все пятнадцать рыбаков ходят у него по струнке и никогда ни за глаза, ни, тем более, в глаза не перечат ему. Из случайно услышанных фраз (рыбаки побаивались новенького и, завидев его, всегда умолкали, подозревая, что он близкий артельщику человек) Николай понял, что Тургаенко до революции владел на Каспии рыбным промыслом и в Одессу пожаловал недавно. Рыбаки боялись его, но терпели крутой нрав из выгоды: после каждой прошедшей через их руки партии контрабанды он щедро всех одаривал.

О предстоящем ночном плавании Тургаенко предупредил еще утром, сказав, чтобы Семен (так артельщик звал Николая) выспался днем, так как ночью будет работа.

Лодка плыла минут сорок. Судя по усиливающемуся рокоту прибоя, Тургаенко правил к берегу. Неожиданно он остановил руль, шагнул к Ивакину, схватил его за плечо, с силой пригнул и присел сам, к чему-то прислушиваясь.

Николаю стало страшно: а ну, как на берегу пограничный дозор заметит лодку, откроет стрельбу?

Томительное ожидание продолжалось недолго. Сквозь шум прибоя Ивакин различил тихий плеск. Артельщик выпрямился, прошептал: «Поверни по волне!» — а сам перебрался на нос.

Николай застопорил одним веслом, и лодка плавно повернулась. Едва приметный силуэт такой же небольшой лодки вырисовывался совсем рядом.

«И как он, дьявол, определил место?» — подумал Николай, вынимая из воды весло.

— Мое почтение! — прошептал кому-то артельщик.

С подплывшей из темноты лодки неловко перелез человек в зюйдвестке и плаще.

Лодки так же тихо разминулись.

Теперь Тургаенко правил в открытое море. Ивакин греб размеренно, сберегая силы, но на исходе второго часа выдохся. Ветер усилился, и, занося весла, приходилось высоко поднимать их, чтобы не задевать лопастями гребни волн.

Артельщик и сидящий на носу пассажир не проронили ни слова. Время от времени Тургаенко подносил к глазам левую руку, на запястье которой у него был надет браслет со светящимся компасом.

«Больше я не могу, не могу больше...» — Ивакин с великим трудом вытаскивал весла из воды. Именно вытаскивал. Ему казалось: в каждом весле пудов пять, а вода — словно тягучий густой кисель.

На дне лодки лежали небольшая мачта и парус, но, видимо, артельщик боялся ставить полотнище: будет слишком приметно.