— Это правильно, да все одно плохо... А может не ехать? — вдруг спросил Изволин.
Никита Родионович с удивлением посмотрел на старика.
— Как?
— Да так... спросить надо сначала.
Ожогин пожал плечами.
— Кого спрашивать-то, Иннокентий Степанович далековато...
— Чудак, такие дела не Иннокентий решает. — Изволин улыбнулся, подмигнул, затем встал и потянулся к вешалке за кепкой. — Ты вот что, посиди-ка тут, а я схожу. Сеанс через полчаса. Успеем спросить. Жди... или нет, иди домой, я сообщу сам или с Игорьком. Сам, наверное... Может проститься придется... Расстанемся не на один день...
Ожогин и Денис Макарович вышли вместе. Подвода Трясучкиных уже отъехала. Около ворот валялись сковорода и разбитая банка из-под варенья.
— Жди, — сказал тихо Изволин, пожимая руку Никите Родионовичу.
Старик свернул за угол и торопливо зашагал по узенькому переулку.
— Ну что? — спросил нетерпеливо Андрей вошедшего Ожогина.
Никита Родионович сел на тахту и вздохнул.
— Пока ничего...
— Как ничего? Что-нибудь сказал Денис Макарович?
— Сказал, что этот вопрос ни он, ни Кривовяз, ни даже «Грозный» решить не могут.
— Час от часу не легче... Тут собираться надо, а они гадают.
Говорил Андрей возбужденно, с раздражением. Никита Родионович понимал его состояние. Сейчас, когда подходили к городу советские, родные войска, когда приближался час радостной встречи, даже одна мысль о поездке в Германию вызывала возмущение. Зачем оставаться с врагами, видеть ежеминутно их отвратительные лица, слышать их речь...
— Кто же будет решать? — спросил Андрей.
— Кто — не знаю, но, вероятно, не здесь.