Подошел официант, Маргарита попросила черного кофе с ликером.
Дождь за окном хлестал косыми струями. Мостовая кипела. Прохожие попрятались в подъезды, под козырьки магазинных витрин. Разбиваясь о лакированные крыши проезжающих автомобилей, струи вспухали белыми туманными нимбами.
— Где-то разверзлись хляби небесные, — сказала Маргарита тем тоном, каким обычно приглашают незнакомого человека поговорить о погоде, когда нечего больше сказать.
— Да, — коротко и не слишком-то дружелюбно отозвалась Дорис, поглядев на нее, как показалось Маргарите, с усмешкой.
Маргарита посмотрела на свои ручные часики и вздохнула. Она решила не обращать внимания на неприветливость соседки.
— Это, наверно, плохая примета, когда идешь к кому-то на первое свидание в такой сильный дождь.
— Не знаю. Я не хожу па свидания. — Слова могли бы быть и другими, но Дорис несколько смягчила тон.
Официант принес кофе и ликер. Едва Маргарита пригубила чашку, напротив окна остановился шоколадный «Хорьх». Стекло переднего сиденья опустилось, и из машины, моргая от брызг, выглянула фатоватая физиономия Ганри ван Гойена.
Одновременно с Маргаритой его увидела и Дорис. И явно узнала.
Граф был в нерешительности — боялся выйти под дождь.
— Кажется, это за вами? — полувопросительно и с прежней усмешкой сказала Дорис.
— Представьте, он оказался точным, — удивилась Маргарита.
Граф сдал машину задним ходом поближе к дверям кафе. Маргарита вынула из сумочки марку, сунула под блюдце и встала.
— Извините. — Она кивнула Дорис.
Граф уже ждал ее в дверях. Он щурил глаза, словно был близорук. Дорис видела, как они сели в машину, и «Хорьх» прошелестел мимо окна рубчатыми покрышками.
Знать прошлое человека полезно хотя бы потому, что это помогает правильно понимать его поведение в настоящем, а иногда позволяет предвидеть и будущее этого человека.
При рождении Дорис Шерер нарекли Доротеей. Фамилия Шерер заставляет думать, что в некие далекие времена ее предок был деревенским стригалем овец и делал свое дело настолько хорошо и быстро, что закрепил эту кличку уже в качестве фамилии за всеми последующими поколениями потомков. Разумеется, это лишь вольное предположение, ибо в «Альманах Гота» стригаль не попал. Но история семьи Шерер за последние сто лет известна во всех подробностях.
В основе ее благополучия лежал фердевуршт — обыкновенная колбаса из конского мяса, иногда с душком. В середине прошлого века город Берлин переживал период бурного жилищного строительства. Забегаловок вездесущего Ашингера тогда еще не существовало, рабочих кормили мелкие частные предприниматели. Возле новостроек в те годы можно было видеть и тележку Марты Шерер, прабабки Доротеи. На тележке стояла кастрюля с кипящей водой, а в воде крутились кусочки фердевуршта или сделанные из конины крупные сардельки. Это была база. От нее прадед Карл торговал тем же товаром вразнос — из жестяного ящика с горячей водой. Они берегли каждый пфенниг, и их сын Фриц, дедушка Доротеи, смог на полученные в наследство деньги снять комнатушку и оборудовать лавчонку, где вдобавок к прежнему товару продавался хлеб, смалец и селедка, а в обеденные часы бабушка Амалия разливала в железные миски гороховый суп с обрезками свиной кожи, ушей, хвостиков и пятачков. Процесс накопления, как известно, ускоряется с увеличением капитала, и Фриц оставил своему сыну Дитеру, отцу Доротеи, достаточно, чтобы открыть недурной магазин пищевых продуктов, многие из которых производились в подсобном помещении на большой плите самой Лоттой Шерер при помощи нанятых девушек; на складе за стеной работали двое молодых парней.
Доротея родилась в самом начале 1908 года, и ее детству сопутствовал дальнейший рост благосостояния семьи. В канун мировой войны Дитер Шерер снял для своего заведения обширное и удобное помещение на одной из деловых улиц восточного Берлина. Теперь по праздникам он курил сигары «Гавана-люкс» и разрешал себе пить не «Берлинер-киндль», а настоящий мюнхенский «Сальватор».
Война не нанесла семейству особого урона. Однако к середине двадцатых годов дела пошли хуже и хуже. Господин Дитер Шерер по воскресным дням не раз обсуждал этот вопрос со своими приятелями, такими же владельцами продуктовых магазинов, но все они никогда прежде не интересовались политикой и редко читали газеты, а потому терялись в догадках: что же такое происходит с Германией и куда идет их любимый фатерланд? Они понятия не имели ни о какой идеологии, даже не знали этого слова, но инстинктивно ощущали острую потребность именно в идеологии, которая дала бы ясные ответы на все больные, волнующие их вопросы, а главное, прямо указала бы — кто виноват во всех нахлынувших бедах.
ebooksa