О годах забывая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Всего хорошего, товарищи! Счастливой дороги! Мужчины, проводите девушек до дома. По-джентльменски, — сказал Сморчков.

Остались вдвоем: Александр Александрович и Нина.

Нина хотела сказать: «Я слушаю вас, Александр Александрович», — но молчала. Его лицо было и смущенным, и виноватым, и взгляд его, не тая любви, просил у нее прощения неведомо за что. И какой-то страх проскальзывал в его глазах.

Небольшая комната с зеркалом для гримировки, с ящиком-столиком, на котором было зеркало, стала очень просторной. Перед зеркалом стоял в графине букет роз. Одна из них успела немного распуститься. Александр Александрович зачем-то пересчитал розы. Три. Понюхал. Посмотрел в зеркало, увидел свое смущенное лицо. Челюсть словно укоротилась, губы были плотно сомкнуты. Растерянность овладела им, хотя он привык видеть в своем присутствии растерянность других.

Нина в розовом платье казалась совсем девочкой. А ведь она уже была замужем. Она подошла и доверчиво присела у столика, открытым ласковым взглядом встретив смятенный взгляд Александра Александровича.

— Вы чем-то обеспокоены. Не могу ли я помочь вам? Что с вами, Александр Александрович? Еще до начала репетиции я заметила какую-то перемену. Вы почему-то два раза меняли воду в графине и впервые отложили мой танец на самые последние минуты репетиции. И потом такая бледность. Нет ли температуры?

Так сердечно с ним давно не говорили. Да, может быть, никогда и не слышал он такой ласки, искренней, чистой и проникновенной. А когда она мягко положила свою дружескую теплую руку на его холодную ладонь, точно забытую на столе, на миг показалось, что не было ее замужества, не было и нет никого, кроме Нины и его, Александра, и они давно муж и жена, и все у них хорошо, и он сейчас положит голову ей на плечо.

— Ах, Нина, Нина, — и сам не узнал своего дрожащего от слез голоса. — Как мне без вас трудно! Как вы мне дороги! Я бы стал другим человеком, если бы вы были со мной! Помните, в любой день и час, когда вы придете ко мне, я буду ждать вас, — и он замолчал.

Она опустила глаза.

— Вы верите мне? — после долгой паузы спросил он.

— Верю…

— Спасибо.

— За что?

— За то, что вы есть.

— Ну что вы говорите, Александр Александрович!

— Я знаю, что говорю, я говорю то, что чувствую… Ах, Нина, Нина! Идите, до свидания, прощайте! — и он уронил голову на руки, положенные на стол.

Не поднимая головы, он не только слышал, но как бы и видел: она встает со стула, спускается по шести ступенькам, проходит по коридору, открывает дверь. Последний раз мелькнет розовое платье… Последний раз?! Почему он сказал ей «Прощайте!», почему он это сказал? И тут его оледенило: «Ну да, прощайте! Ведь я же простился с ней… Там ее ждет Эдик!»

Дальний вскрик!

Он заткнул уши. Но понял: это — крик паровоза. Или ошибся?! На миг представил Эдика. Его удар! Схватился за голову, будто ударили его — Александра. Вскочил, машинально схватил розы, не замечая, как шипы впились в ладонь. Выбежал, не захлопнув дверей. Дико оглядываясь, ища глазами ее, Эдика, не сразу смог сообразить, какой дорогой она пошла.

Вон ее силуэт! Ее ли? Она же в розовом платье? Ну да, в розовом! А это от света фонаря такой цвет. Скорей!