О годах забывая

22
18
20
22
24
26
28
30

«Неужели? — неслось в мозгу Бронислава Бусыло. — Неужели? Что скажет Сморчков!»

«Ничего, ничего! — успокаивал себя Зернов. — Пронесет!»

— Ну, ладно! — Кулашвили открыл топку. Дохнуло в лицо раскаленным углем. Кулашвили отпрянул от огня, успев заметить, с какой надеждой глянул на огонь Зернов и как заняла прежнее место нижняя губа Бронислава Бусыло. Надежда в глазах Зернова вспыхнула еще ярче.

«Тут же огонь!» — хотел сказать Евгений, отклоняя от жара лицо и заслонясь руками, но промолчал.

Кулашвили шагнул к топке и поднял лопату. Снова губа Бронислава опустилась, а надежда в глазах Зернова померкла. Он подумал: «Что скажет о нас и, главное, что скажет обо мне Сморчков?»

Четкими, отработанными движениями Михаил Варламович отбросил раскаленные угли в глубину топки. Бросок, бросок… еще… еще бросок. Как жжет! Просто обжигает! На мгновение глянул на Евгения. Никитин стоял наготове, протянув руки к лопате. Михаил Варламович поблагодарил его улыбкой и снова взялся за дело. Вот и примоченный уголь… вот уже мокрый… потянуло паром. Откинул и мокрый уголь. Вот слой мокрой золы. Отброшена и она. На решетке показалась труба. Зацепить бы ее. Как жжет руки. Подпер ломом топку.

Евгений взялся за рукавицу, но Михаил Варламович надеть ее не позволил. Сам натянул рукавицу, мгновенно выхватил трубу и бросил на пол. В ней оказались советские деньги и восемьдесят пар чулок…

Возвращались под дождем. Он хлестал еще отчаянней. Но душа Евгения пела. Первое крещение! Он ступал тверже. Рядом шел Кулашвили. Нет, он, пожалуй, был почти одного роста с Евгением. Он так помог ему, Евгению! Он облегчил его первые шаги. Поверил в него.

Кулашвили сказал на ходу:

— Тут лавочка! Эти двое не только от себя работают. И ты ведь тоже догадался, что сверток, который ты нащупал в угле, был для отвода глаз. Чтобы самое ценное им провезти удалось.

«Я нащупал? Я догадался?.. — Евгений ступал в лужи и не замечал дождя. — Нет, это он! Но какой человек! Как успокоил меня этой, пусть незаслуженной, похвалой. Как ободрил! Мне теперь будет легче. Да я из кожи вылезу, а оправдаю его доверие».

— Ты, Женя, всегда следи за нижней губой этого Бусыло. Он ею не владеет, — пояснил Кулашвили. — А Зернова глаза не слушаются, нет-нет, а к тайнику и прыгнут. И помни: эти двое никогда в одном месте не прячут. И за руку их не схватишь! Хитрые!

— Товарищ старшина! — Проводница, смешно сморщив лицо, как бы таким образом обороняясь от дождя, выглянула из вагона. — Вот опять бесхозная литература, и в агиткарманы напихали. — Она передавала пачку журналов, как что-то грязное и постыдное, испытывая неловкость.

Брезгливо покривилось и лицо Михаила.

— Что, Ольга? Опять в туннелях?

Ольга тщательно вытирала руку тряпкой и, отодвинувшись от дождя, прошептала:

— И в туннелях понапихали в темноте. Передайте Домину: пожилой тип в Аахене дарил пассажирам фрукты и брошюрки. В этой пачке несколько штук есть.

— Спасибо, Ольга!

— За что? — искренне удивилась она.

Михаил обернулся, я луч его фонарика осветил статную фигуру, круглое доброе лицо, большие глаза.