Храм

— Не дайте ему добраться до его убежища! – перекрывая грохот побоища, закричал Пластун.

Жрец перепрыгнул чье‑то мертвое тело: до спасительного входа в приземистое каменное строение – то самое, где Пластун впервые увидел Говорившего с Богами, оставалось немногим больше трех метров. В это самое мгновение незримый заступник отвернулся от вождя дикарей – охотничья пуля клюнула жреца пониже колена, раздробив кость. Приземлившись на раненую ногу, тот кубарем покатился по песку, по инерции достигнув входа в собственное обиталище. С металлическим звуком тяжелые створки сомкнулись, брызнула кровь – голова и плечи Великого Жреца оказались по ту сторону дверей.

Подбежавшие охотники застыли в растерянности, сипло переводя дыхание после сумасшедшей погони. Пластун от досады пихнул сапогом все еще бьющиеся в судорогах ноги жреца.

Сукоруб стукнул прикладом по стальной створке и покачал головой.

— Гиблое дело ее ломать, — он оперся рукой о стену, сплевывая на песок.

— Быстро, обойдите кругом, может быть еще вход есть, или окно, — приказал Пластун, сам не надеясь на такую удачу.

Они обшарили все стены в поисках неприметного лаза, но вход в жилище Великого Жреца был только один.

— Слышишь? – спросил Пластун, обращаясь к Свисту.

Десятник остановился и прислушался: стихли все звуки битвы, в наступившей тишине громовым раскатом зазвучал Галархорн.

— Победа, — почти буднично сказал низкорослый охотник, и расплылся в счастливой улыбке.

Рог запел снова, на этот раз ближе.

41

Свист присел на скамью, что стояла у входа в одну из разоренных хижин. Бережно положил ушибленную руку на колени, при каждом движении предплечье отдавалась острой болью. Свисту оставалось только удивиться тому, как он не замечал этого во время боя.

Выживших дикарей сгоняли в центр деревни, привязывая к необструганным стволам деревьев, специально сваленным для этого дела на опушке. Одного из чудом уцелевших шаманов били у подножия пирамиды. Не меньше полудюжины мужчин всеми силами старались вышибить дух из разрисованного тела. Они мстили ему за свой страх, который тот внушал им прежде. Поодаль какой‑то пузатый дикарь, поспешно стерев знак змея со лба, пытался договориться с Грозовиком, предлагая тому какие‑то ценности и свою дочь в обмен на заступничество длинноволосого воина. Со стороны реки тянуло черным дымом – это догорала большая, крытая осокой, хижина.

Оказалось, что битву пережило почти восемь десятков дикарей, в массе своей женщины и дети, да еще несколько седобородых стариков, что в ужасе закрывали бритые головы тонкими морщинистыми руками, но случались и крепкие мужчины. Свист смотрел на уцелевших свидетелей битвы, и устыдился собственной радости победы. Змеепоклонники затравленно жались друг к дружке, боязливо косясь на оцепление из воинов Света, что окружили пленников, держа оружие наперевес.

От пирамиды, в сопровождении двух паладинов, а так же Пластуна и Скальника, шел воевода. Засунув пальцы за пояс, он с явным удовлетворением поглядывал вокруг – на дела рук своих, и находил их удовлетворительными.

Светляк, заведующий часовыми, что стерегли пленных, шагнул навстречу Ореху.

— Всех, кто выжил, и может держаться на ногах, мы собрали здесь. Еще с десяток получивших несерьезные ранения мы положили вон в той хибаре, — он указал на приземистое жилище. – Остальных добили.

— Я хотел отправить всех раненных еретиков во Свет, но он мне не дал, — быстро вставил Светолюб, затягивая потуже повязку на бедре. В его голосе слышались осуждающие нотки.

— С ними я разберусь позже. Этих вот, — Орех мотнул головой в сторону пленных, — увязать, да так, чтобы мужчины рядом друг с другом не оказались, и пускай прямо тут и ночуют. Да, и бадью с водой кто‑нибудь пускай поставит, ежели пить запросят – не отказывайте.