Прежде, чем помощник успел ответить, Берт Райн сказал, усмехаясь:
– На судне дьявол, сэр!
Но его усмешка явно была лишь попыткой показать безразличие, которого он не ощущал. Чем больше я об этом думаю, тем больше удивляюсь тому, что такие мужественные люди, как висельники, были испуганы происшедшим. Но испуганы они были все трое так, что побросали свои койки и драгоценные минуты отдыха.
Ларри был так напуган, что болтал и гримасничал, как обезьяна, и старался пробиться подальше от темноты в полосу света, падавшую из рубки. Не лучше был и грек Тони, который тоже беспрестанно что-то бормотал крестясь. К нему присоединились, как некий хор, оба итальянца, Гвидо Бомбини и Мике Циприани. Артур Дикон был почти в обмороке, и они с евреем Шанцем цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Жирный и долговязый юнец Боб всхлипывал, тогда как другой юнец Бони Щепка дрожал и щелкал зубами. Даже лучшие два матроса на юте, Том Спинк и мальтийский кокни, стояли позади, спиной к мраку, жадно повернувшись лицом к свету.
Более чем все остальные достойные презрения вещи на свете, я ненавижу и презираю в женщине истеричность, в мужчине – трусость. Первая превращает меня в кусок льда. При виде истерических припадков я не чувствую никакого сострадания. Вторая действует мне на желудок. Трусость в мужчине всегда вызывает у меня тошноту. И вид этой пораженной страхом кучки животных на нашей вздымающейся на волнах корме сдавил мне горло. Право, будь я богом, я бы в ту минуту уничтожил их всех. Нет. Нет, я бы помиловал одного – фавна. Его большие, прозрачные, страдальческие, жадно горевшие глаза переходили от одного лица к другому, стараясь понять. Он не знал, что случилось, и, будучи глух, подумал, что все бросились наверх в ответ на призыв к работе.
Я заметил мистера Меллера. Хоть он и боится мистера Пайка и хотя он – убийца, во всяком случае, он не боится сверхъестественного. Поскольку над ним было два старших начальника, то, хотя это и была его вахта, ему ничего не приходилось делать. Он ходил взад и вперед, балансируя в такт резким движениям «Эльсиноры» и смотрел на все насмешливым, циничным взглядом.
– Как же выглядит дьявол, братец? – спросил капитан Уэст.
Берт Райн застенчиво улыбнулся.
– Отвечай капитану! – закричал на него мистер Пайк.
Смерть, сама смерть появилась во взгляде висельника в ответ на рычание. Потом он ответил капитану Уэсту:
– Я не успел рассмотреть, сэр. Но ростом он с кита.
– Он ростом со слона, сэр, – отважился сказать Билль Квигли. – Я видел его лицом к лицу. Он едва не схватил меня, когда я выбежал с бака.
– О Боже мой, сэр! – простонал Ларри. – Как он стучал к нам в стену! Это был призыв на страшный суд!
– Твои сведения в теологии смутны, братец, – спокойно улыбнулся капитан Уэст, хотя я не мог не видеть, каким усталым было его лицо, и какими усталыми были его удивительные глаза Самурая.
Он обернулся к своему помощнику.
– Мистер Пайк, будьте добры пройти на бак и повидать этого дьявола. Свяжите и привяжите его, а утром я пойду взглянуть на него.
– Слушаю, сэр, – ответил мистер Пайк, и мне вспомнились строки Киплинга:
И когда я шел на бак среди ночной темноты за мистером Пайком и мистером Меллером вдоль обмерзшего, легкого, омываемого водой мостика, ни один матрос не решился последовать за нами. И мне вспомнилась другая строфа из «Невольника на галере»:
И дальше:
И еще: