Тайны древних руин

22
18
20
22
24
26
28
30

Видно, крепко задели Льва Яковлевича эти слова. Дня через два Танчук получил разрешение выехать в штаб дивизиона. В тот же день была получена радиограмма, в которой извещалось, что Лев Яковлевич направлен на краткосрочные курсы подрывников.

И вот Танчук у себя в отделении. Пот градом струился с его лица. По краям влажных пятен на спине и под мышками блузы видны были разводы высохшей соли. Несмотря на крайнюю усталость, выражение лица у Льва Яковлевича было радостным.

— Чтоб я пропал, это ж такой народ, с которым человеку нельзя договориться, — делился своими впечатлениями Танчук.

— Левушка, ты подкрепись чуток, а потом уже все и расскажешь, — подошел Сугако, дежуривший сегодня по кухне. Я обратил внимание, что Лефер почти всегда называет уставшего человека ласкательным именем.

— Это можно, — ответил Танчук, довольный проявленной о нем заботой.

Лефер и Лев Яковлевич ушли в столовую, Музыченко стоял на наружной вахте, я сидел у рации и вслушивался в многоголосый хор морзянок. Слышались периодические глухие удары где-то в подземелье. Это Михась долбил ломом породу в траншее. На моей рабочей волне неожиданно зазвучала песня, далекая, незнакомая. Песня чем-то напоминала голос Маринки. Хотя нет. Разве можно передать шелест трав в степи, запах крымской лаванды, звон тишины? Голос певицы исчез, а мне кажется, что я все еще слышу, но уже не песню, а начало легенды: «Это было маленькое царство, которым правила красавица Менатра».

Вернулись в радиорубку Лев Яковлевич и Сугако.

— И что вы думаете, — продолжил свой рассказ Танчук. — Иду я к нашему командиру взвода и прошу у него ерундовую бумажку и чтоб в этой паршивой бумажонке он написал: так, мол, и так. Нет, не хочет. «Это, — говорит, — серьезное  дело». — «Какое серьезное дело? Я же не прошу, чтоб вы дали мне зенитное орудие или мотоцикл с коляской».

— А что ты у него просил? — не выдержал Сугако.

— Мелочь. В Одессе мне было бы даже стыдно говорить об этом. Я попросил у него двадцать толовых шашек, полсотню запалов и метров десять бикфордова шнура.

— Ну, Лев Яковлевич, ты даешь! — крикнул Михась. Он стоял у входа в радиорубку, опираясь на лом, и слушал рассказ Танчука. — Это ж целый склад боеприпасов.

— Чтоб я пропал, то же самое сказал мне и командир взвода. Я надавил на чувствительные места, и он сразу понял, с кем имеет дело. «Вы были у нас на посту?» — спрашиваю командира взвода. — «Был», — говорит. — «Видели, какие социалистические обязательства взял па себя комсомолец Танчук?» — «Видел». — «Так что ж вы хотите?» — спрашиваю.

Все от души смеялись над манерой рассказа Льва Яковлевича.

— Подписал, значит? — спросил Михась.

— Подписать-то подписал, но жмотом оказался, все скостил наполовину. Но еще дядя мой говорил: «Если ты не умеешь взять то, что нужно, ты не деловой человек». На складе боеприпасов я доказал-таки командиру взвода, что Танчук — деловой человек.

— Ты что, водил командира взвода на склад? — спросил Михась.

— Это было бы глупо. Мои ребята после этого перестали бы меня уважать, — Танчук развязал принесенный им пакет и продолжил. — В Одессе эти штучки мне не нужны были бы и даром.

Льву Яковлевичу не сиделось на месте. Он сказал Леферу, чтобы тот взял лом и выдолбил у основания неочищенной части траншеи углубление. Лефер безропотно начал выполнять порученное ему дело, словно это был приказ самого командира отделения. Да я и сам чувствовал, что обратись Танчук не к Сугако, а ко мне, я тоже безоговорочно начал бы выполнять его поручение. Сложилась ситуация, в которой Лев Яковлевич стал общепризнанным лидером нашего маленького коллектива. Он превосходил всех нас не физической силой, не остроумием, не правами, которыми наделяется войсковой начальник, а большими знаниями в том, чем все мы были теперь заняты. Изменись ситуация, и нужно было бы определить, скажем, физически наиболее крепкого из нас, лидерство могло бы перейти к Леферу. Но не долго он оставался бы в этой роли: нас поглотили бы другие заботы, и на гребне событий оказался бы уже третий. Леферу больше подходила роль исполнителя воли других. Да оно так и было на самом деле. Лефер уже привык к этому, и то, что Танчук обратился за помощью именно к нему, подтверждало характер установившихся между ними взаимоотношений. После того как Сугако выдолбил достаточное углубление, Лев Яковлевич взял брусок тола, отпилил третью часть и заложил в сквозное отверстие запал. Перед тем, как поместить этот заряд в сделанное углубление траншеи, Танчук отрезал сантиметров двадцать бикфордова шнура и прикрепил один его конец к запалу.

— Ну а теперь все в укрытие! — скомандовал Лев Яковлевич. Через минуту в каземат вбежал и сам Танчук.

— Чтоб я пропал, если не рванет.