– Да, так…
– Куда попал удар?
– В горло.
– И он сразу умер?
То ли разгадал Михайловский мою ловушку, то ли действительно решил не врать, но ответил он с подкупающей точностью, что нет, умер Чернышев не сразу, а долго хрипел и всё пытался что–то сказать…
Эта картина более или менее совпадала с той, которую нарисовал судебный медик – иными, разумеется, словами. По его данным, Чернышев умер минут через 15–20 от острой потери крови.
Как дошел Михайловский в своем повествовании до агонии Чернышева, так вдруг голос у него окреп и волнение куда–то пропало – внешние его признаки, по крайней мере.
– Послушайте, – говорит, – гражданин народный следователь. Я хотел бы изложить свои показания сам… Понимаете? На бумаге… Вы не думайте, я же грамотный и очень постараюсь.
Поскольку по закону имел он на это полное право, возражать я не стал, сформулировал письменно интересующие меня вопросы, выдал ему бумагу, ручку и чернила, а сам занялся оформлением документации на перевод Чеслава из КПЗ Московского уголовного розыска в Таганскую тюрьму.
Был уже поздний вечер, когда дописал Михайловский последнюю строчку. Прочитал я его показания вслух (чтобы прокурор был в курсе), предложил сделать некоторые дополнения и, выяснив, что нет у подследственного ходатайств, вызвал конвой.
Увели его, и остались мы с прокурором вдвоем. Сияет моё начальство, радуется, будто и не оно вовсе объявило мне строгий выговор три дня назад.
– Поздравляю, – говорит. – Просто отлично получилось, Оленин. Были, конечно, отдельные недочеты, но в целом – на хорошем профессиональном уровне. Рад, очень рад.
– Да что вы, – скромничаю. – Ничего особенного.
А сам, как губка, впитываю похвалы и чувствую себя этаким матерым криминалистом, знатоком тайн человеческой психологии.
– И всё – любовь, – говорю. – Ведь какое сложное чувство! С одной стороны, способно оно повести человека на подвиг, сделать его героем; с другой – толкнуть на такую подлость, что хуже и не придумаешь. Слепое чувство…
Оживился прокурор. Снял свое пенсне и тычет им мне в грудь.
– Святые слова. Именно: слепое чувство… Да вы садитесь, Сережа… Вы позволите вас так называть?.. Видите ли, дорогой мой, я – юрист случайный, по прихоти судьбы. Знаете, – говорит, – Сережа, должен вам признаться, что я вам завидую. Нет, не возражайте, голубчик. Мне не стыдно сказать вам это слово: завидую. Сам я абсолютно не пригоден к следовательской работе. И даже не потому, что не имею надлежащего образования. Глубже корень, куда глубже! Нет у меня, голубчик, этого божьего дара читать в сердцах людей. Не дано. Я – говорящий прокурор, мое оружие – слово…
И пошло. И поехало. На целый час. И еще полчаса.
Был он, мой прокурор, человеком кристально чистым и искренним. И радовался он за меня от всей души.
Особой же похвалы удостоился я за топорик. Тот самый, который недавно принес Пеке огорчения физические и нравственные, а мне – строгий выговор в приказе.
ebooksa