Она не хотела вскрывать письма, но отчаянно желала узнать их содержимое. Лоуренс представил себе, как она пытается разрешить это жуткое противоречие, поднимая письма к солнцу и глядя на просвет, – поступок, более приличествующий глупому щенку, нежели Мудрой волчице.
Лоуренс похлопал ее по голове.
– Кто их откроет?
– Я.
Ну конечно же, подумал Лоуренс, но тут Хоро сунула оба письма ему.
– …Хотела бы я так сказать, но писем тут два. Если я взгляну хоть на одно, боюсь, снова разрыдаюсь.
Лоуренс вспомнил тот раз – когда Хоро обманула его, сказав, что не умеет читать. Он безрассудно оставил в ее досягаемости письмо, где было сказано о гибели Йойтсу, и это породило множество проблем.
Он принял письма с болезненной, почти извиняющейся улыбкой. Если бы Хоро пожелала их прочесть, он не стал бы ей мешать, но вообще-то ему не хотелось бы показывать их ей.
Рука Хоро, прикоснувшаяся к его руке, была холодна. Невольно Лоуренсу подумалось, какие же разные руки у нее и Ле Руа – у нее такие маленькие, тонкие, женственные.
– Но переговоры прошли хорошо, да? – внезапно сменила тему Хоро, когда Лоуренс вернул ей чашку и уже собрался было сорвать печати с писем.
– Разве ты не подслушивала?
Лоуренс был уверен, что уши Хоро вполне могли улавливать разговор внутри здания.
Но Хоро покачала головой.
– Я не слышала, – ответила она, потом вздохнула и посмотрела на Лоуренса исподлобья. – Но результат знаю.
Она словно загадала ему загадку.
Если она уже знала, чем все закончилось, то почему утрудила себя вопросом? Рука Лоуренса остановилась, не сломав печатей; он посмотрел Хоро в глаза, золотые в неверном свете из-за ставней.
На миг повисло молчание.
Нарушила его Хоро – и вовсе не потому, что решила простить Лоуренсу его тупоумие.
– У этого куска мяса было такое довольное лицо – значит, переговоры прошли успешно. А у тебя было не очень довольное. Интересно, почему бы это?
Лоуренс застонал – и это было лучше любого признания.