Старший из Пелагеиных сыновей, Прокоп, заметил её смятение, подошёл и спросил:
– Мам, ты что?
– Ничего, сынок. Ничего. Всё хорошо. Там всё хорошо. Уморилась…
– Давай, я снег рубить буду, а ты отдохни.
– Да никто ж не отдыхает, сынок. Стыдно отдыхать, когда все работают.
– Не бойся, мам, их не убьют. Ни деда Петю, ни дядю Сашу, – сказал вдруг Прокоп, всё же заметив в её глазах слёзы и страх.
Она присела, обняла сыновей, собрала их руками. Быстро, украдкой, чтобы никто не заметил, вытерла ладонью глаза и щёки и снова взялась за работу. Потому что все уже молча и сосредоточенно работали, метр за метром пробивая дорогу вперёд.
Прибежала Зинаида. Она работала в другой бригаде.
– Как ты думаешь, – спросила сестра, – что там?
И Пелагея поняла, что надо делать. Она поправила шаль, убрала выбившиеся и заиндевевшие волосы и сказала:
– Сделай вот что. Быстренько освободите одни сани и поезжайте туда. Может, раненые есть. Торопитесь.
– Мне, что ль, ехать?
– Поезжай ты. Ивана Лукича с собой возьми. Да поосторожнее будьте. Если что неладно, поворачивайте назад. На Гнедом поезжайте. Он в случае чего вынесет, – и Пелагея, окинув взглядом дорогу, на которой копошились люди, окликнула старика, работавшего впереди, на вырубке кустарника: – Дядя Ваня, поезжай с Зиной в деревню! Возьми с собой свою сумку. Может, там кому твоя помощь нужна. Раненых везите сюда. Курсанту и тяте скажите: у нас всё хорошо, скоро будем на месте.
В Прудки Зина и конюх Иван Лукич въехали одновременно с немецкой колонной. Мотоциклы и грузовики по Андреенскому большаку – с одной стороны, они по полевому просёлку, по пологому склону – с другой.
Возле пруда их окликнули:
– Заворачивайте сюда! Сейчас бой начнётся!
Зинаида сунула вожжи конюху, торопливо соскочила с саней, схватила Гнедого за уздечку и повела в овраг, где в ряд стояли запряженные в розвальни кавалерийские кони.
Глава двадцать третья
Разведка доносила: впереди, до самой Вязьмы, войска противника расположены неплотно, мелкими, численностью до взвода, гарнизонами, сплошной линии фронта нет, к тому же гарнизоны вооружены только стрелковым оружием, в бой, как правило, не вступают, отходят на запад, к городу, либо вливаются в более крупные подразделения.
Что это, думал командарм, перечитывая разведдонесения, они действительно ещё не пришли в себя? Или расступаются? Жуков торопит, он буквально заталкивает 33-ю в эту горловину. Но он должен понимать, что коридор необходимо расширять, чтобы осуществлять по нему подвоз и эвакуацию раненых. Бросок от Вереи до Износок был стремительным. Но если немцы вначале яростно сопротивлялись, цеплялись за каждый метр, то потом вдруг начали отходить по всему фронту и вскоре оторвались от преследования. Ситуация изменилась. Похоже, в штабе Западного фронта, думал командарм, плохо представляют себе реальную картину происходящего. Возможно даже, желаемое выдают за действительное. От первых успехов закружились головы. Пока немцы не успели произвести на этом участке фронта полную перегруппировку, пока не отвели на всех участках на новые позиции свои части, пока им не до марш-маневра 33-й армии, Вязьму действительно можно взять одним мощным и стремительным броском с последующим завершающим ударом. Видимо, на это и был расчёт, когда планировали операцию в вышестоящих штабах. Но для эффективного марш-маневра нужны как минимум две-три свежие дивизии, пять-шесть артполков, два-три полка гвардейских миномётов и танки. Его изрядно потрёпанные, потерявшие ударную силу и целиком исчерпавшие наступательный ресурс дивизии могут играть в этой операции лишь вспомогательную роль, хотя тоже очень важную, – обеспечение коридора Износки – Вязьма. На плечах отступающего противника в Вязьму ворвутся свежие дивизии. И это может произойти в самые ближайшие дни.