И пошёл по дороге в сторону леса, где чернел остовом опрокинутой набок машины завал. В кармане шинели он нащупал холодную створку складня иконки. Некоторое время держал её, пока не согрелась. Потом вытащил руку и пошёл быстрее.
Ему навстречу тоже шёл человек. Шагов за десять-двенадцать он смерил его взглядом: лет двадцати девяти-тридцати, коренастый, ростом немного пониже его, держится уверенно. В белой папахе. В высоких хромовых сапогах. За голенищем плётка.
Шагах в трёх друг от друга остановились.
– Ну, здорово, Курсант.
– Здорово, атаман.
В голосе атамана слышалась не то лёгкая насмешка, не то недоумение. Воронцов с самых первых мгновений решил держать себя так, как советовал Турчин: спокойно, уверенно, хладнокровно, ничего не демонстрировать.
– Ну, что мы скажем друг другу? – спросил атаман Щербаков.
– Мы уже многое сказали друг другу, атаман, – сказал Воронцов. – Мы пожелали друг другу здоровья.
Атаман засмеялся:
– Ты, я вижу, юноша образованный. В школе, видимо, хорошо учился. А давай, Курсант, к нам? А? Всем отрядом! Приму. Мне такие, как ты, нужны. Тем более что один курсант у меня уже есть. С оружием приму. Так взводом и зачислю в сотню. Только комиссаров отделим. И жидов, если они у тебя есть. Отведём их в противотанковый ров и – под пулемёт. И – никакого отягчающего прошлого. А? Всё вам сразу спишется. Одним махом побивахом… Ну? Как?
– Вряд ли, – засмеялся и Воронцов. – Жандармов нам уже не простят.
– Ну, это да. Это вы уже переборщили. Немцы за своих люто мстят. За одного десятерых заложников расстреливают. Но, думаю, и об этом договоримся. Война есть война. На комиссаров спишем. А?
– Атаман, ты же не хуже меня знаешь, что происходит на фронте. Сегодня здесь была разведка. Скоро, с часу на час, придёт лыжный батальон. С миномётами. Так что решай, как поступить. На нашу сторону я тебе переходить не предлагаю. Я тебе предлагаю снять осаду и уйти. Давай разойдёмся по-хорошему, атаман.
– По-хорошему уже не получится. Товарищей ты наших боевых пострелял. Кровь пролилась.
– А то ты крови не проливал.
– Деревню мы через несколько часов возьмём боем. И, если не сдадитесь, разорвём всех, по очереди, конями. Знаешь, Курсант, как это делается? Древняя казнь поверженного врага. Ещё от степных народов к нам перешла. Зов предков, знаете ли, пьянит. Это особое состояние. Впрочем… – и атаман Щербаков, недоговорив начатой фразы и, видимо, посчитав её излишней в этом разговоре, засмеялся. Но всё же спросил: – Кто твои предки, Курсант?
Воронцов не принял его тона и холодно ответил:
– По твоему храброму войску тоже наши берёзки плачут.
Атаман снова засмеялся сдавленным нервным смешком:
– Хорошие у нас тобой, Курсант, перспективы в этой жизни. Ладно, обменялись. Теперь давай о деле. Ты, я знаю, захватил моих людей. Среди убитых не все. Часть ты увёл. Знаю. Давай сделаем обмен: ты отпускаешь моих, а я отпускаю всех вас. Можете уходить на все четыре стороны.