– Имел беседу… Лучше скажи, где твоя рота?
– Отстал.
– Кто командир роты?
– Старший лейтенант Иванов.
– …Петров, Сидоров! Кавалерист, а воевал в стрелковой роте. А? – Воронцов кивнул на петлицы. – Сколько дней идёшь и откуда?
На вид незнакомцу было лет двадцать пять – двадцать шесть. Высокий, широкоплечий, под стать курсантам. На человека, который несколько дней без еды и крова скитался по лесам в поисках своего подразделения, не похож. Чистенький. Сто тринадцатая дважды в окружении побывала. Бойцы обносились, завшивели. А от этого пахнет одеколоном и табаком. От старшины Нелюбина не так пахло, когда они прорвались к курсантской траншее.
– Четвёртые сутки. От станции Занозной. Самолёты накрыли. Все разбежались кто куда. Я отстал. Спасались как могли. Оружие не бросил. Документы при мне. Я же говорю, напрасно вы меня принимаете за врага. Развяжите.
– Оружие-то при тебе. Только где ты его получил, неизвестно. Ни костром, ни страхом от тебя не пахнет. И побрит аккуратно. В окопе так не побреешься. И морда у тебя лоснится. Чем вас Гитлер кормит? Говорят, макаронами с мясом и кофей каждое утро? Мясо-то откуда? Наши колхозы грабите? – Смирнов сыпал вопросами и одновременно обшаривал незнакомца. Расстегнул нагрудный карман, вытащил красноармейскую книжку. – Так. Яковлев Иван Михайлович. Младший сержант. Призван Егорьевским райвоенкоматом… Девятьсот первого года рождения. Хорошо сохранился… А что же фотокарточка такая подранная? Не сразу и догадаешься, кто на ней, Иван Михайлович или Ганс Адольфович.
– Подмокла фотокарточка, – сказал незнакомец. – Пришлось сушить на костре. Ладно, ребята, вот что я вам скажу… – И вдруг он резко нагнулся и ударил головой в живот Смирнову, так что тот отлетел к сосне и выронил автомат. Ринулся к обрыву. Алёхин бросился следом, в несколько прыжков догнал и, рыча, рукояткой автомата ударил наотмашь незнакомца по голове. Тот упал.
– Нас заметили! – крикнул Селиванов, всё это время сидевший под сосной и наблюдавший за деревней и переездом.
Воронцов вскинул бинокль. Из крайнего дома выскакивали люди в зелёных и серых шинелях. Двое тут же залегли возле калитки. Белое, клочковатое пламя затрепетало под штакетником. Защёлкали по сосновой коре пули.
– Ложись!
– Боя не принимать! Уходим!
– Куда этого?
– Кончай его, Селиван!
Селиванов, лежавший ближе других к незнакомцу, подполз к нему и дважды ударил штыком.
Они бежали, прячась за соснами, падали на мокрую хвою, торопливо переползали чистины, где невозможно было спрятаться от обстрела. В лощине отдышались. Прислушались. Стрельба прекратилась. Погони не слыхать.
– Ну, Алёхин, привёл ты нам окруженца… И как они тебя выпустили из деревни?
– Хотели узнать, куда я пойду, чтобы потом взять всех.
– Ну да, как ребят из взвода Братова.