– А ты тренируй глаз, приучай его к темноте. К рельефу. Мелкие предметы скоро исчезнут, а рельеф ещё долго будет различим. Определи точно место целей относительно рельефа.
– Это, Глеб Борисович, уже геометрия.
– Ошибаетесь, Петров, это – философия. А снайпер не должен ошибаться.
Уже стемнело, и Петров с трудом определял мерцающее пятно среди чёрных веток маскировки. Иногда ему казалось, что немец оставил пулемёт и исчез. Но потом бледное пятно снова появлялось в прицеле…
Он расстрелял всю обойму, как только первые снаряды упали в центре деревни, расколов тишину и подав роте команду: пора. Пулемёт молчал. И когда они добежали до него, увидели лежавшего рядом с МГ пулемётчика. Остальные исчезли, видимо, успели отойти к деревне.
Возле огородов они залегли. Потому что снаряды всё ещё рвались среди построек, на дороге и возле реки. Наступила тишина. Где-то левее послышался голос ротного:
– Вперёд! А-а!.. В гриву-душу!..
– А-а!.. – завыли вокруг те, кто сумел преодолеть страх и наплевать на свою судьбу.
Они вскочили, обгоняя друг друга, ринулись вперёд. Ни выстрела, ни взрыва. Топот, хриплое дыхание, кашель. И когда до крайних дворов осталось пробежать метров тридцать-сорок, в упор ударили два пулемёта.
Петров сразу упал за кучу картофельной ботвы. На него наступил то ли Колядёнков, то ли Софрон и залёг рядом. Кто-то, пробежавший дальше, тоже отползал, матерясь и плача. Несколько человек неподвижно лежали в двух-трёх шагах правее. Пахло потревоженной сырой землёй и кровью. Значит, это лежат убитые, понял Петров.
– Вперёд! – рычал Мотовилов.
Ротный ходил по огороду и пинками поднимал залёгших. Впрочем, в темноте было не разобрать, живых он поднимает или мёртвых. Но вскоре несколько человек встали рядом с ним и действительно пошли вперёд.
Петров успел разглядеть, что один пулемёт полыхал из бронетранспортёра. Вспышки и пожар, полыхавший в деревне, оттеняли фигуру сгорбившегося над турельной установкой пулемётчика. Петров толкнул бойца, который лежал рядом. Это был Софрон.
– Софрон! Стреляй! – И Петров указал на бронетранспортёр.
Софрон приподнялся на локте, прицелился и выстрелил. Пулемётчик рухнул вниз. Через какие-то мгновение, которого, должно быть, вполне хватило, чтобы перебежать через огород, там, рядом с бронетранспортёром, метнулась чья-то тень, и две гранаты одна за другой взорвались в кузове бронетранспортёра.
– Командира убило! – пронеслось правее.
– Командира!.. Командира!.. – эхом понесло по всей цепи.
Известие о гибели командира роты явилось тем сигналом, который, словно отпущенная на волю пружина, повернул роту назад и единым порывом отбросил к оврагу.
Возможно, именно этот бросок спас последних оставшихся в живых.
Бежали по мокрой ослизлой земле, падали, снова вставали, тащили раненых и убитых, ползли, волоча за собой перебитые руки и ноги.