В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

В седельном кобуре он нашел заряженный револьвер и пачку патронов.

Когда он сунул руку в карман и ощутил под пальцами рифленую рукоятку револьвера, сразу в нем вдруг заговорила опять жажда крови.

Он вынул револьвер и осмотрел его.

Револьвер был маленький, сразу видно, что не казенный. Японец должно быть приобрел его сверх установленного вооружения за собственный счет.

Но все равно, хорошо было и это. Он сожалел только, что не захватил винтовки. Но он подумал сейчас же, что в его положении револьвер, пожалуй, лучше винтовки.

И когда он подумал о том, как он пустит револьвер в дело, будто огненное жало лизнуло сердце.

Тоски уж теперь больше не было в сердце, будто он вырвал ее вместе с крестом. Сердце окаменело, стало словно не человеческое, а звериное.

Он даже рад был бы встрече с японцами, даже искал их.

Если бы он взглянул на себя в зеркало, он не узнал бы себя: лицо у него похудело и пожелтело, как у больного… Он и правда сознавал смутно, что у него не хватает чего-то…

Даже жутко ему стало вдруг. Кругом него степь, пустыня… Песок, камни, чахлая трава. Кое-где белеют скалы.

А он бродит по степи как волк, как дикий зверь. Бледные запекшиеся губы шевелятся слабо и трепетно…

— Только попадись! Только попадись!

Глаза бегают по степи.

А в душе шевелится ужас перед тем, перед будущим…

Он зарыл крест… Но там же он и душу зарыл… Зарыл самого себя…

И теперь уж он совсем другой… Будто ничего в нем своего уж не осталось…

А кто его довел до этого?

Лихорадочно горят глаза, трепетные губы шепчут:

— Только попадись, только попадись…

И вдруг совсем недалеко от себя, не дальше, как в полуверсте, он увидел двух конных японцев, стоявших на небольшом пригорке.