В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

— Издесь я….

Теперь он разобрал.

Это Семенов.

— Я издесь, — повторил Семенов, опять понижая голос так, что Синков снова ничего не разобрал, кроме чуть слышного хрипенья.

Из-за фанзы показалась голова Семенова…

Из фанзы донесся кашель.

Голова Семенова скрылась.

Потом он показался опять из-за угла в полпояса.

Левой рукой, ладонью, он упирался в стену фанзы, в правой держал винтовку за ствол, совсем близко около штыка, опираясь о землю прикладом.

Осторожно занес он ногу, прижимаясь коленом к стене фанзы, скользнул ладонью по стене от угла и неслышно опустил ногу… Затем также осторожно, почти не производя шума, протащил другую ногу. Винтовкой он действовал как костылём, пробуя прикладом место около себя…

Ярко вырисовалась его тень с ним рядом на белой стене.

От крыши падала тень на верхнюю часть винтовки. Только деревянная накладка поверх ствола блестела как лакированная.

Синков поводил ему головой, указывая на крыльцо.

Семенов тоже наклонил голову. Он продолжал пробираться вдоль стены, скользя по ней рукой… Когда он наклонял винтовку, чтобы упираться или перенести ее на другое место, на штыке всплывал месяц.

Синков тоже стал подвигаться к крыльцу, стараясь ступать на каблуках, протянув в сторону руку, и двигал ее то вверх, то вниз, как делают это, чтобы сохранить равновесие.

У крыльца они сошлись…

— Я впереди, — ты за мной, — шепнул Синков и поставил ногу на ступеньку.

Ступенька скрипнула…

Синков закусил губу и оглянулся на Семенова. У того тоже губа была закушена. Видно, этот скрип и на него так же подействовал, как на Синкова.

Однако, увидев лицо Синкова с застывшем на нём напряжённым выражением, он вытаращил на него глаза и прошептал: