В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

Что же теперь намеревался тут делать этот кореец или китаец!

— Кто ты? — крикнул он: —говори!

И, вспомнив сейчас же, что перед отправлением в действующую армию выучил несколько японских, китайских и корейских слов, повторил то же самое после некоторого колебания по-корейски.

Пристально уставился он прямо в глаза предполагаемому корейцу и тут же решил: конечно, кореец.

Он видел, как в лице корейца мелькнуло что-то неуловимое, быстрое как молния… Маленький рот полуоткрылся, глаза блеснули…

И ему показалось, что он видел в этих черных глазках с припухлыми веками что-то, быть-может, нехорошее, но что сверкнуло из их глубины мгновенной искрой и сейчас потонуло, опять ушло в глубь… И Синков не мог уяснить себе, радость ли это, скрытое ли какое-то торжество, злоба ли или еще что-то, другое какое-либо чувство, чему он не мог найти определения…

Кореец ответил ломаным русским языком:

— Я здешний, служил у китайского чаеторговца и бывал с ним в вашей Маньчжурии… Я знаю русских.

Его глаза прищурились.

Опять Синков почувствовал скорее, чем заметил, что загорелись его глаза слабым огоньком…

И, может быть, он потому так быстро, смежил веки, что хотел скрыть этот огонек, все время, словно помимо его воли, то вспыхивавший, то потухавший?..

Но и в том, как прикрыл он веки, было что-то хитрое, недоброе… Множество маленьких, мелких морщинок собралось у него в углах глаз и возле висков…

И в Синкове тоже вспыхнуло нехорошее чувство к корейцу.

Он нахмурился и спросил:

— Значить, знаешь русский язык?

— Плохо.

— А научился по-русски в Маньчжурии?

— В Маньчжурии.

— А зачем здесь остался?

Кореец пожал плечами.