В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

И он сказал, показывая медальон корейцу кривя губы и усмехаясь злобно, нехорошей улыбкой.

— А это что же? Его…

Тут он употребил слово, за которое сам ответил бы выстрелом, если бы оно было сказано по адресу его сестры, невесты или просто знакомой.

Кореец побледнел… Потом яркий румянец разлился у него по лицу. Глаза вспыхнули.

Казалось, кровь отлила у него от лица в первую минуту и потом прихлынула опять, вместе с ненавистью, с обидой, с страданием и мукой…

Казалось, вся душа его загорелась и зажгла огонь в глазах, в лице…

Только губы были бледны… Синков видел, как они шевелятся трепетно и нервно…

Кореец крикнул что-то громко по-японски, поднял руку и бросился на Синкова.

В ту же минуту Семенов сделал прыжок ему навстречу и ударом кулака в лицо свалил на землю. Потом нагнулся и схватил за горло.

Кореец зубами впился ему в руку, охватив ее своими руками…

Семенов положил ружье на пол и, теперь уже действуя обеими руками, развел руки корейца, крепко стиснув их около подмышек.

Кореец оказался прижатым к полу. Надавив ему коленом на грудь, Семенов повернул лицо к Синкову и спросил:

— Ваше бродь, что с ним делать?

Синков поднял револьвер.

— Пусти его!..

IV

Кореец стоял в двух шагах перед Синковым, сжав кулаки, тяжело переводя дух, бледный, и смотрел на Синкова, чуть-чуть шевеля губами…

Глаза были широко открыты и выкатились… Дикая ненависть горела в них. Только теперь глаза будто затуманились; ненависть светилась в них; будто извнутри сквозь мрачный сумрак другие какие-то чувства набежали тенью на все лицо.

Синков держал револьвер прямо против его груди.

— Ты знаешь эту женщину? — спросил он.