Любовник Большой Медведицы

22
18
20
22
24
26
28
30

Смотрю на Сашкино лицо. Гладкое оно, чистое. Пропала морщинка. Заглядываю в глаза друзьям радостно. Так мне легко и весело! И снова слышу Сашкин голос:

— Ну, хлопцы, еще по одной!

11

Едем на запад. Кони мчат наперегонки с ветром. Везет нас Янкель Парх. Местечковые жиды называют его «мишугене» — безумцем. Любит он скачку, любит риск, авантюры, а больше всего любит Сашку. Обожает его за смелость, щедрость, за широкую душу. Часто работает с Сашкой.

Янкель Парх — заядлый пьяница. Не раз по пьяни загонял, калечил коней. Пару раз ему коней покупал кагал. Но когда Янкель перестал фурманить, а начал ездить с контрабандистами на фарт, кагал махнул на него рукой. Теперь ездил Янкель на паре отличных вороных коней, молодых, сильных, выносливых.

Возок нагружен товаром, на товар сверху навалена целая копна сена. Я сижу рядом с Живицей, Сашка лежит посреди воза, завернувшись в длинный кожух. Дремлет. Живица молчит. Мне аж дух захватывает от быстрой езды. Радуюсь, думая, какая работа будет вместе с Сашкой и Живицей, да и не меньше от того, что, наконец, перемена такая в моей жизни.

Вечер теплый, ароматный. На западе выбирается из-за леса ночь. Встает над землей, понурая, огромная. Обоими руками тянет натужно в гору черное покрывало, тяжелое, холодное. А потом, невидимая, укутанная в черноту, шепчет долго-долго.

— Но, детки, но! — понукает коней Парх, и мы мчимся дальше, в ночь.

Сворачиваем на юг. Глаза привыкли к сумраку, лучше различают все вокруг. Думается мне о разном: о границе, о контрабандистах, о Лорде, о Щуре, о Комете. Про чрезвычайку думаю, про ДОПР. Про Леню вспоминаю, про Бельку, про Фелю. Считаю, в скольких группах доводилось фартовать: впервые — с Юзефом Трофидой, потом Мамут, Юрлин, дальше — с «дикими», а вот теперь с Сашкой.

Смотрю на северо-запад. Огромная, огненная Большая Медведица широко разлеглась по небу. Сую руку в карман и глажу нагретую телом рукоять револьвера.

Мчимся на юг узкими дорогами среди полей. Янкель сворачивает на луг, мчится напрямик, без дороги. Кони рвут, а фурман все погоняет. Под колесами — речушка, вода брызжет по сторонам. Возок влетает по оси колес, проломавшись сквозь кусты, снова выезжаем на поле.

Возок швыряет влево и вправо, подкидывает. Иногда кажется: все, перевернемся. Но Янкель Парх — мастер своего дела. Несемся дальше, ничуть не замедлив ход.

— Но, детки, но!

И детки несутся, как буря, ломая кусты и выбивая копытами глыбы земли. Сворачиваем на восток. Кое-где поблескивают огоньки в окнах домов. Пару раз минуем деревни. Встречает нас неистовый лай псов, выскакивающих навстречу. Но они тут же отскакивают в стороны и умолкают.

Хочется мне запеть, сил нет сдержаться. Меня аж распирает — хочется хоть что-нибудь эдакое сделать. Будто пьяный я.

В конце концов, приезжаем мы на уединенный хутор далеко за Вольмой. С трех сторон укрывает его лес. С четвертой — огромный сад с огородом.

Возок въезжает на обширный двор, останавливается близ дома. Приехали. Слазим с возка. По двору идет к нам мужчина с большим фонарем в руке. Жмет Сашке руку и говорит:

— И по тому поводу, пане Ольку,[9] будет работа так работа!

— Еще какая! — подтверждает весело Сашка.

Темно. Я, Сашка и Живица идем неторопливо через большой сад. Невидимые в темноте ветки деревьев хлещут по лицу. Заслоняем голову руками, нагибаемся низко.