Белая таежка,

Нас просто тянет всех к нему. Много ли мы с ним знакомы? А для всех нас он уже стал как родной. Кольча рассказал, что плывем мы к дедушке Петровану.

— Шибко далеко Петрован! — покачал головой, осуждающе старик.

— Чепуха! — залихватски воскликнул Кольча. — Доберемся! — Он развернул на траве карту.

— Совсем дурной! — сильно огорчило и обидело эвенка Кольчино бахвальство. — По бумаге шибко легко, шибко близко, по небу шибко легко, шибко близко, по тайге — борони бог!

Я нисколько не удивился, что эвенк знает дедушку Петрована. Чуть позже выяснилось еще, что они к тому же большие друзья. В тайге люди живут за сотни километров друг от друга, видятся очень редко, а дружбу умеют хранить многие десятки лет. Это, наверное, потому, что без настоящей, крепкой дружбы просто невозможно решиться охотнику на зимовку одному в далекой переночуйке.

Мы стали расспрашивать Борони Бога о здешних местах, называли калтусы, озерки, ключи и речушки, обозначенные на крупномасштабной карте. Дошла очередь до Гнилого нюрута[16], про который среди наших охотников ходит дурная слава.

— Шибко худой нюрут! — в сердцах засвистел погасшей трубкой старик.

Слушал я, слушал Борони Бога и заснул, сам не заметив как. Ночь-то вон какая была тревожная. А Кольча не терял время даром, все расспрашивал и расспрашивал словоохотливого старика о здешних местах, о нагорье. Галка успела в переночуйке подмести, посуду всю перемыть и тоже подсела к нам. Я проснулся на минуту и снова начал дремать.

— Какая Безымянка? Ошибку твоя карта давал! — рассердился Борони Бог теперь уже не на Кольчу, а на карту-врушу, которую он читал не хуже Колокольчика. — Эту речку звать — Веселая Вода!

Тут уж я окончательно проснулся.

— Ве-се-лая Во-да-а? — радостно протянул Кольча, словно это уточненное название речушки имело для него первостепенное значение. — А вы там бывали, дядя Иван?

— У стада оленей меньше троп позади, чем у старого Ивана! — горделиво произнес старик и вдруг пригорюнился, сник, стал поспешно развязывать кисет, стянутый сыромятным шнурочком. — Однако скоро последнюю тропку топтать начну, паря…

— Борони бог! — жарко вырвалось у Галки, да так душевно и искренне, что растроганный старик засмеялся.

— Борони бог! — в один голос сказали и мы с Коляном.

Я гляжу на руки его и думаю: нелегкая жизнь была у этого славного человека. Все лицо в застарелых шрамах, на правой руке выше пальцев с застуженными припухшими суставами — глубокие борозды. С медведем или с рысью поздоровался, а может, и росомаха покорябала, когтищи у нее тоже будь-будь! Ступня-то шириной в ладонь. Две росомахи сохатого валят запросто.

Поговорили мы, дядя Иван прилег отдохнуть в переночуйке, Кольча сел писать свой путевой дневник. Галка пошла собак кормить, а я спустился к речке. Кстати, о собаках наших. Чак гордо себя ведет, с достоинством, никогда не унизится попрошайничеством. Нужен я вам? Так будьте добры кормите, не забывайте! А я на доброту вашу верной службой отвечу. Дружок полная противоположность. Вот сейчас мы заговорились, забыли еды им дать после нашего обеда, уже прибежал подлизываться к Галке.

Долго я просидел на берегу с удочкой возле наших лодок. Клева не было. Думал о Ванюшке. Где он сейчас? Как ведут себя золотничники?..

Боязно, как бы на глаза им не попался Ванюшка.

— Эй ты, лодырь! — окликнула меня Галка. — Иди пособи!

Я стараюсь не замечать ее, а она, наоборот, лезет ко мне по всяким пустякам. Зачем я ей понадобился?