Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– О, я бы не сказал такого, – ответил я, – мы все…

– Parbleu, а я сказал именно это. Этот инцидент с котенком, вероятно, является единственным крошечным скелетом в большом шкафу вашей жизни; но устойчивая мысль о нем увеличила его, и кошка ваших воспоминаний выросла до размеров льва. Pardieu, друг мой, я не настолько уверен, что вы мечтали об этой мерзости в форме кота, который вас посетил. Предположим… – он замолчал, пристально глядя перед собой, сначала скручивая один, затем другой конец его навощенных усов.

– Предположим что? – подсказал я.

– Non, сегодня мы ничего не будем предполагать, – ответил он. – Вы снова отправитесь спать, друг мой, и я останусь в комнате, чтобы вернее отпугнуть демонов из снов, которые могут поразить вас. Ложитесь спать. Я остаюсь здесь.

Он прыгнул в широкую кровать рядом со мной и натянул одеяло до самого своего заостренного подбородка.

– …и я бы очень хотела, чтобы вы пришли прямо к ней, если возможно, – закончила миссис Уивер. – Я не могу себе представить, что она сделала такую попытку – раньше она никогда не выказывала подобных стремлений.

Я повесил трубку и повернулся к де Грандену.

– Здесь еще суицид, или парасуицид – для вас, – сказал я ему, поддразнивая. – Дочь одного из моих пациентов пыталась повеситься в ванной сегодня утром.

– Par la tête bleu, что вы говорите? – нетерпеливо воскликнул он. – Я иду с вами, cher ami. Я увижу эту молодую женщину, обследую ее. Возможно, найду ключ к этой загадке. Parbleu, у меня чешутся руки, я горю, я весь в огне этой тайны! Разумеется, на это должен быть ответ; но он пока остается скрытым, как свинья крестьянина во время прибытия сборщика налогов.

– Что ж, юная леди, что это я услышал о вас? – спросил я, когда мы вошли в спальню Грейс Уивер через несколько минут. – Зачем это вам было умирать?

– Я… я не знаю, что заставило меня это сделать, доктор, – отвечала с улыбкой девушка. – Я не думала об этом… раньше. Но я только помню, что о чем-то размышляла прошлой ночью, и когда я сегодня утром вошла в ванную, услышала в моей голове сиплый голос, вроде того, когда у тебя простуда, – вы знаете, – казалось, он шептал: «Давай, убей себя; тебе незачем жить. Давай, сделай это!» Поэтому я просто встала на лесенку, взяла шнур из своего халата, привязала его к балке, затем завязала другой конец на шее. Затем я отбросила лесенку и… – она слегка улыбнулась, – я рада, что не закрыла дверь, когда сделала это, – призналась она.

Де Гранден смотрел на нее с любопытством, не мигая, на протяжении всего ее рассказа. Когда она закончила, он наклонился вперед и спросил:

– Этот голос, что вы слышали, который предлагал вам совершить непростительный грех, мадемуазель, – вы, возможно, узнали его?

Девушка вздрогнула.

– Нет! – ответила она, но внезапная бледность на лице и дрожь губ выдали ее ложь.

– Pardonnez-moi, мадемуазель, – заявил француз. – Я думаю, вы говорите неправду. Итак, чей голос был, скажите?

Черты девушки приняли унылое, упрямое выражение, которое через мгновение сменилось мышечным спазмом, предвещавшим плач.

– Он… он звучал как голос Фанни, – выкрикнула она и, повернувшись лицом к подушке, горько зарыдала.

– А Фанни, кто она? – начал было де Гранден, но миссис Уивер умоляющим жестом заставила его замолчать.

Я назначил слабый бромид и оставил пациентку, удивляясь, какой сумасшедший импульс мог подтолкнуть девушку, почти молодую женщину, счастливо живущую в доме родителей, которые ее боготворили, привлекательную для прекрасных молодых людей, без всяких телесных или духовных изъянов, к попытке расстаться с жизнью.