Снаружи де Гранден схватил мать за руку и свирепо прошептал:
– Кто эта Фанни, мадам Уивер? Поверьте мне, я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому, что ищу жизненно важную информацию!
– Фанни Бриггс была приятельницей Грейс два года назад, – ответила миссис Уивер. – Мы с мужем никогда не одобряли эту дружбу, поскольку она была на несколько лет старше Грейс и имела очень ярко выраженные современные идеи. Так что мы не думали, что она подходящая компаньонка для нашей дочери. Но вы знаете девочек с их «увлечениями»… Чем больше мы возражали против того, чтобы она ходила с Фанни, тем больше она искала ее компании, – но мы оба забыли об этом, когда Бриггс утонула во время купания в парке Асбери. Не хотелось бы так говорить, но для нас было явным облегчением узнать об этом. Сначала Грейс была совсем разбита, но этим летом она встретила Чарли, и я не слышала ее имени – имени Фанни – с момента ее помолвки до сих пор.
– О? – де Гранден задумчиво подергал кончик усов. – И, возможно, прошлым вечером мадемуазель Грейс что-то должно было напомнить о мадемуазель Фанни?
– Нет, – ответила миссис Уивер. – Она пошла с толпой молодежи слушать проповедь Мунди. В молельном доме было большое собрание, – боюсь, они пошли скорее ради веселья, чем по религиозным соображениям, – но он произвел очень хорошее впечатление на Грейс, как она нам сказала.
–
– Троубридж, друг мой, – сказал он мне, когда мы спускались с портика Уиверов, – у этого дела есть
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
–
Номер преподобного Эверарда Мунди в отеле «Тремонт» было найти нетрудно: постоянный поток посетителей шел туда и обратно.
– У вас назначена встреча с мистером Мунди? – спросил секретарь, когда мы были приглашены в прихожую.
– Нет, – отвечал де Гранден. – Но если вы будете так любезны сообщить ему, что доктор Жюль де Гранден из парижской
Молодой человек засомневался, но настойчивый кошачий взгляд де Грандена не дрогнул, и он, наконец, поднялся и передал наше сообщение своему работодателю. Через несколько минут он вернулся и провел нас в большую комнату, где проповедник принимал своих посетителей за широким п-образным столом.
– Ах, мистер де Гранден, – начал проповедник с профессиональной мягкой улыбкой, когда мы вошли. – Вы из Франции, сэр? Что я могу сделать, чтобы помочь вам обрести свет?
–
Лицо Мунди выглядело как маска без выражения.
– Самоубийство? Самоубийства? – повторил он. – Что могу я знать о…
Француз нетерпеливо пожал узкими плечами.
– Не надо создавать преграды из слов, мсье, – сухо проговорил он. – Вот факты: мсье Планц и Никсон, молодые люди, не имеющие никаких оснований для таких отчаянных поступков, убили себя; мадам Вестерфельт и две ее дочери, которые как все думали, были счастливы в своем доме, вышвырнули себя из окна отеля; маленькая школьница повесилась; вчера вечером мой добрый друг Троубридж, который никогда не наносил вреда человеку или животному, и чья жизнь посвящена исцелению больных, почти расстался с жизнью; и этим утром молодая девушка, состоятельная, любимая, счастливая, почти преуспела в том, чтобы покончить с собой. Теперь, мсье
В то время как маленький француз говорил, суровое лицо Мунди претерпело странную трансформацию: самодовольная, профессиональная улыбка с принужденным и бессмысленным выражением доброты, сменилась такой тоской и ужасом, которые могли бы появиться только на лице того, кто слышит приговор проклятия.