Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

22
18
20
22
24
26
28
30

7. Личный поединок

Жюль де Гранден уставился на Эллсворта Беннетта, Эллсворт Беннетт уставился на Жюля де Грандена, и в глазах каждого полыхал ужас, безнадежность, обреченность.

– Что делать, mon Dieu, что делать? – бормотал маленький француз, и его голос звучал почти как вопль. – Друг мой, вы совершили то, что я сказал? – он внимательно посмотрел на Эллсворта.

– Сходить к священнику? – отозвался тот. – Да. Он дал нам своего рода маленький амулет – он называется иконкой. Смотрите, вот она. – Порывшись в складках платья жены, он достал изображение героя, сражавшегося с драконом, на красном шелковом шнурочке. – Предполагается, что это – Святой Георгий, – объяснил он. – И отец Димитрий уверил нас, что никакое зло не коснется ее, пока она его носит. Боже небесный, если ты есть! – глядите, как это сработало! – он истерично расхохотался и указал на ожерелье с единственным камнем, который, казалось, сардонически подмигивал нам в такт дыханию Пелигии.

– Non, non, – бормотал француз, – новый амулет бесполезен против древнего зла. Мы должны сражаться с ним чем-то таким же древним. Но чем, nom d’un canard, чем?.. Отнесите ее наверх, друг мой, – сказал он Беннетту с отчаяньем. – Отнесите наверх и положите на мою постель. Глядите за ней и молитесь, если помните молитвы; молитесь, как вы делали это на коленях у своей матери. Тем временем я… Grand Dieu, я сделаю все, что смогу!

Беннетт отнес свою безжизненную жену наверх по лестнице, а маленький француз уселся у хирургического стола, поставил локти на его полированную поверхность, обхватил обеими руками подбородок, придав ему образ чаши, и уставился перед собой неподвижным взором. Наконец раздалось: «Parbleu, это рискованно, но мы попробуем!» Еще мгновение его пристальный взгляд дико блуждал по зале, быстро проходя по полу, стенам и потолку и, наконец, остановился на печатной сепии «Школы анатомии» Рембрандта.

– Не знаю, как это сработает, – бормотал он, быстро поднимаясь и снимая картину с крюка, – но, parbleu, должно! Идите, друг мой Троубридж, наверх и присмотрите за нашими друзьями. Я скоро приду, – сказал он мне, лихорадочно откручивая проволоку с крюка картины.

– Всё хорошо? – спросил я бодро, насколько мог, войдя в комнату, где Пелигия тихо лежала, словно в трансе.

– Я… я не знаю, – колебался Беннетт. – Я уложил ее спать, как вы сказали, но, даже не начав молиться, сам заснул. И пробудился буквально минуту назад. Я не думаю, что она… О… о-о-о! – его восклицание обернулось криком преступника под пытками. Голова его жены, покоящаяся на подушке, была бледнее белоснежного белья, и была отмечена смертью. Как часто я видел такие лица у пациентов за час-другой до смерти. Если я не очень ошибался, Пелигия Беннетт никогда не увидит утреннего солнца.

– Ха, кажется, я прибыл не слишком быстро, – донесся скрипучий голос де Грандена из-за двери.

– Друзья мои, – объявил он, пристально вглядываясь в каждого из нас своими глазками, расширенными от волнения, – этой ночью я буду сражаться с противником, силу которого не знаю. И, боюсь, мое оружие может оказаться слабым. Троубридж, дорогой мой старый друг… – его тонкая сильная рука быстро сжала мое плечо, – если произойдет так, что я не возвращусь, пусть напишут на моей могиле: «Он умер, служа своим друзьям».

– Но, друг мой дорогой, вы же не оставите нас… – начал было я, но был заглушен его криком: «Жрец Каку, слуга ложных богов, гонитель женщин, я обвиняю тебя! Явись из тьмы! Я, Жюль де Гранден, бросаю вызов тебе!»

Я мотнул головой и в изумлении протер глаза. Был ли это водоворот воющей январской метели сквозь приоткрытое окно, или трепетанье белой занавески в дальнем углу комнаты? Я вглядывался, и изумление уступило скептицизму, который сменился ужасом. В воздухе перед окном, как на темном экране кинематографа, спроецировался темный силуэт человека. Высокий, мертвецки бледный, словно был давно похороненным мертвецом, он был одет в какую-то серовато-зеленую хламиду, бритую голову его украшала торчащая вьющаяся борода. Его нечеловеческие глаза пылали ненавистью, исходящей из самых недр ада. Казалось, между полом и потолком на мгновенье он задержался яростным взглядом на маленьком французе, а потом уставился пылающими глазами в спящую на кровати женщину.

Пелигия вдруг вздохнула, ресницы ее затрепетали, глаза сфокусировались на стоящей перед ней фигуре. Ее тонкие руки с синими прожилками медленно поднялись из-под одеяла к парящему в конце комнаты фантому, тихо и принужденно, словно в гипнотическом трансе, она поднялась с кровати и двинулась вперед, не отрываясь от горящих на мертвенно-бледном лице глаз – без сомнения, жреца Себека, полностью материализовавшегося и стоящего у окна моей спальни.

– Назад! – крикнул де Гранден, отправляя ее обратно в кровать. Он обернулся к жрецу в зеленой египетской одежде с жесткой улыбкой и бросил ему вызов. – Мсье из ада! Много долгих лет тому назад ты решил положить свое заклятие и чары Себека, своего нечистого бога на эту женщину. Пока не появился ее защитник, способный в тяжелом бою сразиться с тобой. Готов ли ты сразиться? Или ты грязный трус, как я считаю?

Это было чудовищно, невозможно, такого не могло быть. Мой разум говорил мне, что человек из плоти и крови не мог сражаться с неосязаемым фантомом в надежде победить его. Однако здесь, в тишине моей спальни Жюль де Гранден отбросил в сторону жакет и жилет, согнулся и бросился вперед на материализовавшуюся из воздуха тварь. В три прыжка преодолев комнату, француз выхватил что-то из своего кармана и взмахнул над головой. С великим изумлением я узнал четырехфутовый кусок провода из мягкого металла с картины в моей операционной.

Руки фантома вытянулись вперед в попытке схватить моего маленького друга, лицо фантома озарилось дьявольской улыбкой – улыбкой сатаны при встрече с про́клятой душой. Но через секунду я понял, что сражение между призрачной тварью и его смертным противником не было безнадежным.

Де Гранден не предпринимал попыток сцепиться со жрецом Себека или накинуть на него петлю провода. Всё его внимание было направлено на то, чтобы увернуться от медного ножа с длинным лезвием, оружия жреца.

Вновь и вновь привидение пыталось нанести жесткие удары по лицу, шее и груди де Грандена. Всякий раз француз избегал его выпадов и наносил удары металлической проволокой по рукам, плечам и бритой голове призрачной твари. Я с восторгом заметил, что привидение корчилось при каждом соприкосновении с железом, будто оно было раскалено добела.

Не знаю, сколько продолжалось сражение. Де Гранден задыхался, как бегун на финише, потоки пота струились по его бледному лицу. Его противник не издавал никаких звуков, и даже его ноги в сандалиях не шаркали по ковру. Мы с Беннеттом стояли тихо, как два истукана, и только тяжелое дыхание маленького француза нарушало тишину комнаты. Наконец показалось, что призрачный противник становится легче, тоньше, бестелеснее. Если раньше он выглядел созданным из плоти и крови, то теперь через него просвечивались предметы мебели. Но он еще существовал в своем призрачном облике. Снова и снова француз стегал его железным бичом, увертываясь от ножа.