Но и ради нее лучше было на несколько дней оставить город: очевидно, муж ревновал.
И, наконец, — это, кажется, было для меня решающим — я чувствовал, что какой-то перст судьбы повелевает мне уехать сегодня в Париж. Кто знает, какими путями ведет нас судьба к своим целям?..
Я почувствовал дикую радость, успокоившись на этой мысли. Быстро стал собираться, чтобы поспеть к экспрессу. Не нашел даже времени отказаться от своего места за табльдотом— рядом с герцогской парой.
Уложил необходимые вещи в ручной саквояж и три четверти часа спустя был уже на перроне вокзала.
Поезд был переполнен. Спального места невозможно было получить. Я успел захватить только последнее сидячее места в купэ первого класса и приготовился просидеть всю ночь на диване.
Когда под вечер мы приехали в Лион, пассажиры, бывшие со мною в купэ, вышли все до одного. И, к моему счастью, никто не сел.
Целую вечность мы простояли на станции. Я сидел, как на угольях. Наконец, поезд дернулся, раздался свисток, и мы покатили.
Какое счастье! Я был совсем один!
Следующая остановка в Дижоне только через три часа.
Я вынул из саквояжа гуттаперчевую подушку и, торжествуя, стал надувать ее. Потом разостлал плед на диване, удобно растянулся, закрыл глаза и — стал строить воздушные замки…
Мечты понеслись к ней…
Мягко покачиваясь, несся поезд к северу.
Я лежал с закрытыми глазами, и в полудремоте мне чудилось, что» душа моя несется все ближе! и ближе к ней.
Я видел перед собою ее прекрасное лицо, слышал мелодические звуки ее французского говора… И вдруг странное ощущение пронизало мой мозг: я почувствовал, что кто-то стоит в корридоре, за дверью моего купэ, и враждебно подстерегает меня, и что мне нужно во что бы то ни стало, не дать ему заметить, что я чувствую его присутствие. Но я уже знал, кто он.
Прошла еще секунда, он открыл дверь, проскользнул в купэ и… запер за собою дверь.
— Господи! — прошептала датчанка.
— Тише, не прерывайте! — сказала шведка.
Филипп Келлер продолжал, как будто говоря с самим собой:
— Через плотно закрытые веки я как будто видел его взгляд, чувствовал, с какой безумной ненавистью он обращен на меня.
Еще несколько бесконечных секунд стояла гробовая тишина в маленьком, обитом мягкими тканями купэ; и, наконец, сквозь шум поезда донесся до моего слуха его голос: