Двумя неделями раньше от такого предложения я был бы на седьмом небе. Но сейчас — в, этот апрельский день — перспектива сегодня же покинуть Монако не восхищала меня.
Почему?
— Этому, разумеется, могло быть только одно объяснение: здесь я оставлял сердце.
Мужчины улыбнулись. У дам заблистали глаза, и на нежных щеках заиграл румянец. Казалось, будто букеты роз, стоявшие на столах, бросали на них алые отсветы.
— Она была молода-продолжал романист. — Белокура. Стройна. Сказочно прекрасна. И страшно несчастлива в браке.
Муж ее, герцог, принадлежавший к старинному французскому роду, был кутила и отчаянный игрок. Я не раз спрашивал себя, что могло соединить эту пару? Как возможен был этот странный брак?
Как я узнал, оказалась довольно обычная история. Аристократический герб герцога — при его привычках и образе жизни — давно нуждался в позолоте, а отец герцогини, известный французский капиталист, рад был отдать свои миллионы и свое единственное дитя за честь породниться с блестящим титулом».
У красавицы был сынишка, прелестный мальчуган лет шести-семи, и я скоро понял, что только беспокойство за его судьбу удерживало молодую женщину от развода.
Так то, милостивые государыни.
С первого же взгляда красота герцогини и слухи о скандалах, оскорблениях, о страданиях, которые ей приходилось выносить, в особенности в последний год, Когда после смерти отца, она осталась совсем беззащитной — наполняли день и ночь мою голову одной мыслью, одним страстным желанием доказать даме моего сердца, чем она была для меня.
И вот, — как раз за полчаса до получения депеши от американца, — я сделался невольным свидетелем сцены между супругами, которая еще больше раззадорила меня выступить в качестве рыцаря молодой женщины.
Был солнечный жаркий полдень. В парке было безлюдно; все отдыхали по домам после завтрака. Я совершал обычную одинокую прогулку по набережной и присел отдохнуть на одну из круглых скамей, которые, как вы знаете, устроены там вокруг широких стволов пальм. Я закурил сигару и погрузился в привычные мечты; рисовал себе фантастические картины, как мне тем или иным способом представляется возможность доказать герцогине мое восхищение ее красотой и мое сочувствие ее несчастной судьбе.
И вдруг так неожиданно прозвучал у меня за спиной, за толстым стволом дерева, ее голос; и в ответ ему раздался резкий и скрипучий голос ее супруга.
Очевидно они подошли с противоположной стороны и не подозревали о моем присутствии.
Смысл разговора через несколько минут стал для меня ясен: герцог требовал у жены доверенности на деньги, оставленные ей отцом в личную собственность: он хотел с помощью этих денег испробовать «абсолютно верную», изобретенную им систему игры в «буль». Герцогиня не поддавалась. Без всяких упреков, но твердо она возражала, что все ее приданое пошло, прахом, и все. что за последние годы сна выпросила у отца, тоже ушло на игру, но теперь она борется за будущность сына и не отдаст мужу ни одного су из тех денег, которые должны обеспечить Виктора.
Герцог все больше и больше раздражался, выходил из себя. Я ясно представлял себе его разъяренные жесты.
— Хорошо же — задыхаясь, шипел он. — Скоро ты будешь ползать на коленях и умолять меня взять эти деньги.
— Я?
Голос молодой женщины дрогнул от страха.
— Ты! Каждую тысячу франков, в которой ты сейчас мне отказываешь, я вымещу на Викторе.