Ни тени мысли, идеи, желания не складывалось в моем мозгу.
И вдруг какая-то мучительная волна опять пробежала по моим жилам; сверхестественно обострились чувства, и я скорее почувствовал, чем увидел, как лег его указательный палец на курок оружия.
И в то же мгновение, будто подталкиваемая посторонней силой, подскочила вверх моя левая нога и резко ударила по руке, желавшей отнять у меня жизнь.
Сверкнул свет. Раздался громкий взрыв, который долго звучал в моих ушах. Купэ наполнилась едким дымом.
Рассказчик на минуту умолк.
В упор смотрели на него глаза слушателей.
— Так… — промычал англичанин и почувствовал потребность освежить губы глотком вина. — И что же?
— Прошло несколько минут, — опять начал Филипп Келлер, — может быть, четверть часа, полчаса, прежде, чем я пришел в себя, сообразил, что сижу в купэ первого класса и, спрятав лицо в ладони, истерически смеюсь, — смеюсь так, как я никогда больше не хочу смеяться и не пожелаю другому.
— А он — герцог? — разом произнесли обе дамы.
Романист опустил голову.
— Он больше не шевелился. Сидел, наклонившись немного на левый бок. Еще клок дыма клубился над его волосами и на краю отворота сюртука, как раз у верхней петлицы, чернела маленькая еще дымящаяся дырочка.
На полу, между мною и им лежало оружие, пуля которого отняла у него жизнь, вместо того, чтобы отнять ее у меня.
Как молотом ударила меня мысль: а как отнесутся французские власти к тому, что произошло здесь, в купэ, с глаза на глаз между никому неизвестным иностранцем и знаменитым отпрыском одной из славнейших фамилий страны? Не могло быть сомнений: над моей головой тяготело обвинение в убийстве.
Да, во многом я еще не давал себе отчета, мог утешать себя разве только одной мыслью: одно мне удалось, в одном только пункте моя удача не изменила мне: она… была освобождена от тирана, губившего жизнь ее и ее ребенка.
Ho то, что для нее вело за собою успокоение, свободу, надежду — для меня означало — арест, заключение в тюрьму, каторгу!
Я опустился на сидение.
Одна мысль о том, что я заключен здесь, в этом несущемся вперед экспрессе, по крайней мере на два часа до остановки в Дижоне, сижу, сдавленный опасностями, из которых нет выхода… одна мысль об этом отнимала у меня последние остатки сообразительности и присутствия духа.
Еще худшее.
Тогда в полдень, в парке, когда герцог бросил мне отвратительное подозрение об отношениях между женою и мной, его автомобиль стоял близко, и шоффер мог слушать, что было сказано, что могло быть сказано им, мог показать, что произошла какая-то ссора между его светлостью и мною.
Не было сомнений: не только подозрение в убийстве, меня могло ждать и обвинение…
ebooksa