Лавина

Разомлевшие от еды, от немилосердно палящего солнца альпинисты взвалили на плечи рюкзаки, разобрали ледорубы, связались.

— Жора, а Жор! — Пашин голос.

— Чего тебе?

— Лежать бы теперь на пляжике в прелестном окружении да байки про горы сочинять, а?

— Ты! — словно бы пнули в лицо, дернулся Бардошин. — Ты… Ты думай, когда шуточки свои шутишь…

ГЛАВА 3

Час. И еще час. Короткие, роздыхи и работа, работа. В основном скалы. Кое-где передутый всеми ветрами порошкообразный снег, вытаскиваешь ногу, и крохотная лавинка образуется, через десяток метров замирает. А то досками крепчайшими надуло, держат прекрасно. Только уж если поедет такая доска… Но больше скалы. Привычнее, надежнее скалы и меньше неожиданностей. Не говоря уже, что для Жоры скалы — стадион, на котором привык срывать успех. Тем не менее Воронов как-то уж слишком пристально наблюдает за ним.

Неурядицы кончились как будто. А то утром, только вышли, еще темно было — здравствуйте! — у Павла Ревмировича шнуровка на ботинке лопнула. Немного погодя снова неполадки: Жоре намял спину неправильно уложенный рюкзак.

— Соображать надо, когда укладываешь! — распекал его Воронов. — Напихал абы как, теперь — извольте радоваться — ждать приходится тебя, время попусту тратить. Вчера нет чтобы пораньше лечь, выспаться как следует! Когда ты вчера явился?..

Еще час. Еще…

Поднялись на гребень.

И вместе с широкой панорамой гор и далью, голубой и розовой под палящим солнцем, и массой воздуха иное совсем настроение: пусть это лишь часть большого, ступень к твоей цели, а все же — сделано.

«Конечно, одолеть подъем на гребень не бог весть какое достижение, — умерял Сергей свой пыл. — До вершины идти да идти, до вершины еще далеко. Стена… Как-то удастся одолеть ее?» Но разыгравшееся воображение, сообщая чувствам первозданную остроту, отодвинуло опасения.

Ледник по ту сторону гребня до чего широк, огромен! С утренним, на морене которого поотшибали ноги, сравнения нет. Падающая тень, повторяя очертания гребня, отсекает от ледника вовсе небольшую часть. Чем дольше смотришь, тем полнее ощущаешь его величавую ширь и многообразие подробностей. Тонюсенькие канавки-рвы, кипящие потоками талых вод. Навалы морен по бокам. Трещины паутиной расползлись на повороте у внешнего края. Потом различаешь отдельные камни на его поверхности — интересно, каковы они, с человека или с дом ростом? От некоторых протянулись заметные тени, должно быть, ледяные подножия увеличивают высоту. И все это так глубоко, что упади — никогда не долетишь до низа. И горы со всех сторон, горы. Вершины Скэл-Тау не видно. Гребень, громоздясь кверху, запертый мрачной, грозной стеной, закрывает вершину.

— Стой так! Слушай, я тебя сниму. Будто меня охраняешь, — загорелся Жора, налаживая фотоаппарат.

— Да ну, ни к чему, — воспротивился Сергей.

— Тогда ты меня. — Он протянул свою японскую зеркалку.

— Эт-то сколько угодно!

Воронов вышел. На нижней страховке. Скользнул стеклами защитных очков вокруг. Тщательно опробовал ногой камень. Крикнул Павлу Ревмировичу, встал на охранение.

Сергей сидел, опираясь спиной о камень. Приятно было отдыхать и смотреть на горы, на Воронова, как он выбирает веревку по мере приближения своего напарника, мягко, уверенно, методично. Приятно было ни о чем не думать, смотреть и смотреть…