— Читай, — приказал Владимир норвежцу, который знал греческий с самого детства.
Королевич развернул свиток папируса и начал переводить с листа:
«Я Анна. Сестра императоров Василия Второго и Константина Восьмого, дочь Романа Второго и Феофано…»
Адель в это время массировала голову своему мужу.
— Дальше! О деле! — крикнул князь, мучаясь от боли в висках.
«Императоры задумали не выполнить весь договор. Умоляю тебя освободить меня из рабства развращенного двора и взять в жены».
Адель на секунду замерла, но потом как ни в чем ни бывало продолжила свое занятие. Владимир молчал.
— Ты что, не понимаешь? Ее приданым станет половина Восточной империи, они не хотят родства с тобой.
— Я не люблю интриги… — проворчал князь. — Почему я должен доверять этому письму?
— Смотри, в залог она прислала тебе кольцо, — показал золото Олаф. — Это залог завладения империей.
— Империи создаются железом, — князь потряс обнаженным мечом. — А не придворными кознями!
— Тогда спросим Бога, как нам поступить, — предложил норвежец.
— Бог уже высказался, — ответил киевский князь.
— Помнишь, я говорил, что грек Буртси, воспитавший меня, рассказывал об Инкерманском монастыре? — спросил Олаф в спину уходящему Владимиру.
— Это где почитают римского папу Климента? — обернулся его побратим.
— Да-да, сосланного в здешние каменоломни императором Траяном за проповедь христианства, — подтвердил Олаф. — В монастыре хранится камень Климента с голосом Иисуса. Давай заберем его и спросим, как тебе быть.
— Займись этим, — согласился князь и добавил: — Из моих дружинников тебя сопроводят Давило и Громол.
Дружина Олафа имела довольно неприглядный вид. У всех был сильный насморк, заливший им словно мокрой глиной весь череп так, что они с хрипом дышали через открытый рот и каждый разговаривал, будто он родился с волчьей пастью… У самого Трюггвасона были воспалены оба уха, из них беспрестанно сочилась кровь. У Хальфредра Скальда сильно текло из носа и вдобавок начался приступ ревматизма. Только старого воеводу Сигурда Эйриксона болезнь не коснулась, но было достаточно и того, как он злился, глядя на недуги старших дружинников.
Набег викингов принес печальное опустошение на земли Инкерманского Свято-Климентовского монастыря. Монахам казалось, что никогда прежде Тавриде не доводилось испытывать такого ужаса: викинги растоптали тела святых в храме Божием, словно навоз на дороге. Многих из братии они убили, многих гнали гуртом, раздев догола и обсыпая ругательствами, а некоторых утопили в реке.
Пологий склон спускался прямо к берегу Черной реки. Весь холм и долины вокруг утопали в мягкой зелени можжевеловых рощ, серебрившихся, как рыбья чешуя, чуть только ветерок касался игольчатой листвы. Посредине склона в окружении высоких стройных кипарисов приютился небольшой храм Святого великомученика и целителя Пантелеймона. Кипарисы слегка раскачивались на ветру, будто это они закрашивали темными красками небо к прибытию викингов, чтобы сделать его еще мрачнее.