— …Мы заберем у них камень, — сказал киевский воевода. — Тот, кто владеет им, сильнее императора и византийской церкви.
— Ты говоришь о власти? — уточнил Скальд. — Ты хочешь стать королем?
— Нет, я не подхожу на эту роль, — покачал головой Сигурд. — А вот Олаф подходит.
— Мы отвезем трофей киевскому князю, вот он им и распорядится, — твердо сказал Хальфредр.
— У русов все и так в порядке, а мы — норвеги — разобщенный народ, — объяснил Эйриксон. — Идет война. Нам надо думать о чем-то большем, чем просто грабежи. Мир меняется, образуются империи. Готы тоже были обычными захватчиками. Почему мы не можем достичь такого же величия? Почему я не должен передать власть моему единственному любимому племяннику?.. Без этого камня наш народ погибнет. А он… Олаф… станет его первым христианским королем.
Сигурд посмотрел на Громола и Давилу, к которым подошли еще несколько норвегов из дружины Олафа.
— Братья! — обратился к ним Сигурд, несколько форсировав голос. — Сегодня мы овладеем силой белого Христа! За Одина!
Воевода взметнул в воздух боевой топор.
— За Одина! — гаркнули викинги.
Этот клич, впрочем, совершенно неразборчивый, донес обрывок эха по ущелью Черной реки до чутких ушей Хильдибрандра Инкерманского. Ландшафт вокруг него был сер, словно его все лето стирали в соли и сушили на солнце. Повсюду, куда ни кинь взгляд, облетал ковыль. Искрящиеся белым инеем последние желтые листья блестели монетами среди оголенных черных ветвей. С лесных луж при приближении монахов взлетали маленькие уточки-чирки, внезапно пугая слух звуком машущих крыльев, похожим на свист выпущенной из лука стрелы. В серых небесах среди туч вырисовывали свои величавые арабески коршуны, а в кустах порхали стаи вальдшнепов на осенней тяге. У юноши заломило уши от всех этих тревожных звуков на фоне унылого, стылого позднеосеннего пейзажа.
Иона вел юного Хильдибрандра нехожеными тропами, справедливо полагая, что на тропе у них больше шансов оказаться схваченными недобрыми людьми. Одного не учел старый монах: когда викинги не воевали — они охотились. А охотник на зверя легко определит, где недавно кто-то прошел. По сбитой росе, по смятой траве, по сломанной ветке, по шерстинке, оставленной на колючке… Поэтому монахи крались, а три норвега и два руса просто шли за ними, как идут волки по кровяному следу.
Старик наконец дошел туда, куда вел: к стенам полуразрушенного храма времен завоевания Готии хазарами.
— Священные руины, — провозгласил Иона. — Будем ждать проводников здесь.
Хильдибрандр забежал внутрь храма через провал в стене и разочарованно констатировал:
— Но здесь никого нет!
— Они придут, — обнадежил его наставник и медленно сел. — Это дряхлое тело устало, и ему нужен сон. Может, поищешь немного хвороста?
Юноша укутал старика в два одеяла, которые нес на своих плечах, кивнул в знак согласия и отправился за сухостоем.
— Не уходи слишком далеко! — предупредил его старый монах.
Он сидел, опершись на свой посох в виде креста. Его нижняя челюсть по-старчески отвисла. Через какое-то время седой гот принялся читать молитву вслух на греческом языке. Хильдибрандр, собирая сухие палки, старался не уходить за пределы слышимости этой отчаянной молитвы.
Все же Иона задремал под своим капюшоном, когда юноша принес вязанку дров и положил наставнику под ноги.