– Откуда сообщник? – удивился Вертоградский.
– Давайте рассуждать. Убить Якимова Грибков мог и один. Но связать, заткнуть рот и спрятать… подумайте сами. Якимов был здоровый, сильный человек.
– Грибков мог его оглушить, – сказал Вертоградский.
– На голове у Якимова нет повреждений.
– Может быть, наркоз?
– Допустим. – Я закурил папиросу и некоторое время ходил по комнате, как бы раздумывая, могли ли Якимова усыпить наркозом. – Допустим также, – сказал я, – что
Грибков выследил, где хранится вакцина. Но не кажется ли вам странным, Юрий Павлович, что он уверенно заходит в лабораторию, не зная, спите вы или нет? Ведь, согласитесь, это очень рискованно.
– Да, конечно, – сказал Вертоградский, но, подумав, добавил: – Правда, я сплю очень крепко.
Мы говорили спокойно, неторопливо, будто рассуждали на интересную, но лично нас не касающуюся тему.
– Мы-то знаем, что вы спите крепко, – засмеялся я, – но откуда мог это знать Грибков?
Вертоградский усмехнулся тоже:
– Должен сказать, что эта моя несчастная особенность известна довольно широко. Об этом могли говорить при
Грибкове. Я знаю, что надо мной немало шутили в отряде.
– Хорошо, – согласился я. – Это, конечно, возможно. Но откуда Грибков знал, что дневник зашифрован? Это ведь было известно только своим. Об этом не могли говорить в отряде. А если он не знал, что дневник зашифрован, почему он просто не убил Якимова? Это было бы гораздо легче.
– Вообще говоря, вы правы, – нахмурился Вертоградский, – рассуждение интересное. С другой стороны, последнее время. Грибков довольно часто к нам заходил. Он сделал вот эту качалку. Он сколачивал ящики. Я не помню точно, но, по-моему, он чуть ли не каждый день бывал. Он мог подслушать какой-нибудь наш разговор о шифре.
– Тоже возможно, – коротко согласился я. – А появление записки вам не кажется странным?
Вертоградский откинул голову на спинку качалки и положил руки на подлокотники. Он был безмятежно спокоен. Слишком спокоен, чтобы эго могло быть естественным. Я стоял перед ним, засунув руки в карманы, и смотрел на него в упор. Теперь уже, кажется, все в этой комнате почувствовали скрытое напряжение нашего разговора. Костров, который подсел к печке и ворошил кочергой пылающие бумаги, так и застыл с кочергой в руке и, повернув голову, недоуменно смотрел то на меня, то на
Вертоградского. Валя держала в одной руке полотенце и, кажется, совершенно забыла, что собиралась вытирать тарелки. Петр Сергеевич, как человек боевой, уже сунул руку в карман, очевидно решив, что скоро понадобится револьвер, хотя и совершенно не понимая, на кого придется его направить.
– Несчастный вы народ, следователи! – вздохнул Вертоградский, все еще спокойно раскачиваясь. – Все вам кажется подозрительным. Трудно вам жить, Владимир Семенович…
– Думаю, – сказал я, – что дальше вы, Юрий Павлович, сами со мной согласитесь.
ebooksa