Как это часто бывает, истина заключалась не в сложном, а в простом: именно Якимов похитил дневник и вакцину.
Когда позже, уже в Москве, я возвращался мысленно к истории розыска вакцины Кострова, когда я перебирал в памяти этапы следствия, оно представлялось мне цепью сомнений, длинным рядом различных, подчас противоречивых, предположений, блужданием в темноте, и яснее всего я вспоминал чувство неуверенности, владевшее мною в течение всей первой половины следствия.
Итак, Якимов – единственный, для кого преступление могло иметь смысл. Какого же дьявола я все это время продумывал всякие варианты и упустил самый простой, самый естественный – тот, который был ясен и Кострову, и
Вале, и Петру Сергеевичу! Что заставило меня так решительно от него отказаться? Только история с запиской?
Конечно, случайность маловероятная. Но ведь бывают же всякие случайности. Легче допустить удивительное сцепление обстоятельств, чем полную бессмысленность преступления…
– …Я кажусь себе бесконечно неосмотрительным, –
продолжал говорить Костров, по-видимому предполагая, что я его слушаю. – Самое важное, что я в своей жизни сделал, украдено. Что делать? Что делать, Старичков?…
Но готический шрифт? Зачем Якимов писал записку готическим шрифтом? Как бы я ни старался обойти это обстоятельство, оно снова напоминало о себе. Одна эта маленькая нелепость разрушала все стройное и ясное объяснение
– Андрей Николаевич, – сказал я, – вы и раньше переписывались с Якимовым по-немецки?
Костров посмотрел на меня с удивлением:
– Нет. Зачем?
– Так что вы никогда не видели какого-нибудь его письма, записи – словом, написанного им немецкого текста?
– Нет, конечно, видел: он делал для меня когда-то выписки из немецких журналов, приводил цитаты.
– И он всегда писал готической прописью?
– Готической? – Костров посмотрел на меня растерянно: по-видимому, он впервые обратил внимание на это обстоятельство.
– Нет, – сказал он. – Дайте вспомнить… Конечно, нет. Я
обратил бы на это внимание. Он писал обыкновенными латинскими буквами…
Я встал с качалки и подошел к окну. Дождь не стихал.
Потоки воды стекали по стеклам. Но молния сверкала реже. Глухая, беспросветная темнота была вокруг дома. В
темноте этой было слышно, как воет ветер, шумят деревья, бурлят ручьи и бьет дождь по крыше и в стекла.
ebooksa