Домик на болоте,

22
18
20
22
24
26
28
30

В общем, все равно, как он стал бы себя вести. Он может спокойно болтать с профессором на любую интересующую его тему, он не будет сейчас арестован. Хорош буду я, если, погнавшись за легкими лаврами, упущу открытие Андрея Николаевича! Вертоградский упрется:

«Знать ничего не знаю, ведать не ведаю». Если на этих болотах человека и то найти трудно, так попробуй найди коробочку и тетрадь. Все дупла не пересмотришь, все кочки не перероешь. Пусть сидит пока, пусть разговаривает с профессором…

На цыпочках я подкрался к двери. Мне хотелось послушать, о чем они говорят.

Говорила Валя:

– Как страшно было думать о нем час назад! Казалось, что он ходит вокруг… А теперь он лежит там, и все равно страшно. Все равно, кто-то ходит вокруг, прячется за деревьями или забился в нору.

– Он писал, что не может меня убить, – устало сказал

Костров. – Зачем же он приходил?

Я слышал шаги Вертоградского. Юрий Павлович ходил по комнате взад и вперед, потом заговорил растроганным голосом. Мне его интонации казались деланными и фальшивыми. Но, вероятно, для других слова его звучали трогательно.

– Мне не хочется думать о том скверном, что он сделал,

– говорил Вертоградский. – Я все только вспоминаю, как он протянул руку и позвал меня…

– Не за этим же он приходил! – хмуро сказала Валя.

Как видно, слова Вертоградского ее не растрогали.

– Пусть он был виноват, – продолжал Вертоградский, –

но раз он пришел, значит, раскаялся. Хорошо, он был слабый человек. Он попался в фашистскую ловушку и не сумел найти выхода. Но он мучился и все-таки на самое страшное не пошел.

– Я не понимаю, – сказала Валя. – Вы говорите все время о Якимове. Якимов убит. Кто его убил? Кого сейчас ищут?

Вертоградский усмехнулся:

– Вы еще не догадываетесь, Валя?

– Лично я не понимаю ничего, – сказал Костров.

– Попробую вам объяснить, – сказал Вертоградский. –

Представьте себе, что каким-то образом, совершенно не знаю каким, Якимов оказался в руках немецкой разведки.